Читаем Мертвые души. Том 3 полностью

Впустивши их в прихожую слуга удалился с докладом и Павлу Ивановичу с трудом удавалось сдерживать Ноздрёва, уж готового к тому, чтобы бежать в гостиную, не дожидаясь хозяина.

— Что же ты, честное слово, словно бы с Луны свалился, словно бы и вовсе не знаешь хороших манер, — принялся отчитывать он Ноздрёва, — коли ты тут и запанибратствуешь, то я ведь всё—таки в первый раз, да к тому же без приглашения! Должен же ты меня хотя бы представить этому твоему доктору.

— Да всё это пустые церемонии, душа моя, сам скоро же убедишься…, — пытался было возразить Ноздрёв, но тут, видимо в связи с известием о визите Ноздрёва, музыка в гостиной зале смолкнула, а наместо неё стали слышны некия перешептывания, доносящиеся из—за неплотно притворенной двери.

— Так значит, говоришь, не один явился? — шептал первый голос.

— Нет, не один, с ним ещё такой деликатный господин, — отвечал другой, как можно было догадаться принадлежавший слуге.

— А кто таков, часом не знаешь?

— Нет, не признал, во первой раз вижу. Но кажись господин – сурьёзный.

— О, Господи, Господи! И откуда только взялась сия напасть на мою голову, за что же такое наказание? — разве что не со слезою прошептал первый голос. – Ну хорошо, иди, скажи, что сейчас выйду, — отдал он распоряжение, и дверь, ведущая в гостиную, скрыпнувши, выпустила давешнего лакея.

— Иван Данилыч сейчас будут, — церемонно произнес лакей, и тут же удалился.

«Видать от греха подальше», — с усмешкою подумал Чичиков, глядя на Ноздрёва, поминутно порывающегося отправляться в гостиную из опасения того, как бы игра, которой он жаждал, не началась бы без него.

Но вот дверь в гостиную залу снова отворилась, и из гостиной появился небольшого росту сухонький старичок, с живыми умными глазами и несколько нервическою улыбкою на хорошо выбритом лице, к слову сказать, сразу же словно бы окаменевшем и потухнувшем при виде томящегося в прихожей Ноздрёва. На вид ему можно было дать лет шестьдесят, шестьдесят пять, одет он был в дворянский сертук тёмно коричного цвету, серыя панталоны и глядящие довольно изящно лаковыя сапожки.

— Ну, здравствуй, брат, Иван Данилыч! — сказал Ноздрёв, без обиняков стаскивая с себя шинель, но Иван Данилыч, словно бы не заметивши сего «радушного» привета, глядя на Чичикова со сквозящею во взоре тревогою, спросил:

— Чем могу быть полезен вам господа? — на что Ноздрёв хмыкнувши, повесил свою шинель на находящуюся тут же в прихожей вешалку и сказал:

— Ладно, так уж и быть, вы тут церемонничайте, а я так пойду! Чай, уже все собрались, — и, не мешкая, прошмыгнул в гостиную.

— Прошу покорнейше меня простить, глубокоуважаемый Иван Данилыч за то, что, не будучи представленным вам, как того требуют приличия, я всё же осмелился нанесть вам визит, — словно не замечая выходки Ноздрёва сказал Павел Иванович. – Тем более что, как вижу, супруга ваша только что воротилась из Твери, и посему визит мой, конечно же, не только неожидан, но и несвоевременен. Но уверяю вас, что ежели не обстоятельства самого сурьезного свойства, то я никогда не осмелился бы потревожить вас, — продолжал он самым наилюбезнейшим тоном, на который только был способен, сопровождая к тому же всё сказанное почтительным склонением головы.

Однако доктор, словно бы не заметивши ни любезного тона, ни обходительных манер посетителя, встрепенувшись, спросил с тревогою:

— Как прознали в отношении супруги?

— О, тут ничего мудрёного нет! Приятель ваш Ноздрёв…, — отвечал Чичиков, подчеркнувши голосом слово «ваш» и тем самым, словно бы отделяя себя от Ноздрёва, —… многое хорошего рассказывал мне о вашем семействе. В числе прочего он упомянул и то, что супруга ваша Наталья Петровна, гостит в Твери, кажется у тётки. Я же, подходя уже к вашему дому, услыхал звуки наичудеснейшего из вальсов, призвесть которыя могли лишь только дамския ручки. Вот из чего позволил я себе заключить, что супруга ваша воротилась.

— Что ж, сие весьма проницательно с вашей стороны, — сказал доктор, несколько успокоившись насчёт супруги и терзавших его в отношении Ноздрёва подозрений, — но прошу прощения, с кем имею честь?

— Коллежский советник, Чичиков Павел Иванович, нынче уж не служу, заделался помещиком, да и в столицу прибыл по делам имения. Однако же, прошу прощения за то, что не будучи представленным вам по нужной форме, не знаком с чинами вашими, посему и не знаю, каковым образом мне далее к вам обращаться, с тем, чтобы не выглядеть фамильярным.

— О, это совершенные пустяки. Служил я по пятому классу. Отставной статский советник – Куроедов Иван Данилович. Нынче же, как и вы, более не служу, хотя увы, не в пример вам не заделался помещиком, но всё же ещё случается, консультирую в меру сил моих и познаний, — с улыбкою отвечал Иван Данилович, которому уже начинал нравиться сей нежданный посетитель.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее