Мертвые не кусаються

Мастард надувается, как вол, который хочет показать лягушке, что надо сделать, чтобы быть таким же толстым, как он.

— Только благодаря интенсивной мощи моего ума. Парень, сказал я себе, Маэстро самый потрясный из всех зловредных, с которыми приходилось соприкасаться до сего дня. Он предупрежден, что его хотят прогладить. Он принял все предосторожности: техника, наука, прогресс. Держу пари, что он добыл игрушку-сигнал того типа, который показывал мне Матиас. Хорошо, вламываюсь в его кладовку. Разнюхиваю. Натыкаюсь на аппарат. Браво, Берю! Двадцать из десяти! Первая мысль: «Я тебе налью маслица в сухие шестеренки». Только я ж ни бельмеса не петрю в этой механике. Есть риск заблокировать счетчик Жайжера нашего нажимателя на гашетку. Надо родить что-то другое. Учесть психиатрию персонажа, обстоятельства, топографо… В итоге, игра состоит в чем? Чтобы старичок-хитрячок приблизился ко мне вплотную и я сумел бы его вырубить, так? Ведь предупрежденный этой штукой на расстоянии, да с его арсеналом, он занял бы почетное место на официальной трибуне, а я болтался бы, как цветочек в проруби, мне осталось бы схлопотать в хавало зеленый банан, чтобы довести его до созревания! Я занялся столь же глубокой дедукцией, как маршал Фош в битве при Галльени. «Хорошо, — сказал я себе, — он переварит сигнал, что ты здесь. Следовательно, вооружится… Единственный выход: надо тебе сойти за мертвого, чтобы успокоить его подозрения, ведь мертвые не кусаются». Ты прослеживаешь, Сан-А?

— Так же легко, как следуют за одноногим экскурсоводом по музею, Толстый.

— Прекрасно. Взвесив все «за» и «проконтра», решаю сыграть убитого, чтобы лучше долбануть его по мозгам. Натягиваю, стало быть, самую старую размахайку. Напротив сердца засандаливаю сигаретой две дырки, обсмаркиваюсь гемоглобином и жду на кафеле ванной, развалившись, как сто телят.

Не переставая излагать, Берю моет руки. У его ног Мартин Брахам все еще где-то далеко.

— Критический момент наступил, когда вместо него явился ты. К счастью, я услышал, как вы разговаривали в коридоре. Я усек, что, предупрежденный счетчиком, он побежал разыскивать тебя, чтобы разоблачить покушение. Я чуть-чуть не заорал тебе «первое апреля»! Что меня удержало? Думаю, инстинкт… Я почувствовал, что если ты поверишь в мое «тютю», другой тоже поверит и, значит, будет менее подозрительным! Именно так и произошло.

Ужасный выпячивает грудь.

— Да, я малый не дурак, — говорит он, — хоть и дурак не малый, но слушай сюда: это геройство или подвиг?

— Ты никогда не был более величественным, Берю, — утверждаю я торжественно.

— Я знаю, — удовлетворяется Храбрец. — Я знаю… Но это еще не все, приятель. Потому что явилась мысль, как покончить с ним полностью…

— Вправду? — подбадриваю я.

— Видишь ли, я подумывал о бассейне, но тащить его туда, даже в полном отрубе, было бы слишком рискованно. Гостиница огромна, и всегда найдется чудак, который не смог придавить комарика и желает подышать ноктюрным бризом у окна.

— Ну и каков же твой заменитель?

— Самоубийство! Он ныряет вниз со своего балкона, там у перил и стульчак подставим, чтобы все поверили.

— М-м, а если, к несчастью, коридорный или какая-нибудь сомнамбулическая англичанка увидит нас, выходящими из его номера именно в этот момент, тогда ку-ку!

— Мы не будем выходить из его номера. Слушай…

Он увлекает меня на террасу.

— Наши апартаменты точно под этими. Спустим его на веревке на мой балкон. Кто нас увидит, если номера фасадом на море? После ты идешь в бар поддать с последними пивососами. Я развяжу приятеля, снова усыпив его дубинкой, и закажу по фону у обслуги аспирин. Следи как следует за схемой!

— Гоу!

— Ночной пампон приносит таблетки и стакан журчащей. Я говорю: «Поставьте сюда, пойду поищу пиастры за ваше беспокойство». И иду в спальню, где оставляю открытым окно. Выпихиваю гуся-лебедя через балюстраж и сразу же выскакиваю из спальни в салон с бифнотом, который у меня наготове. Сечешь маневр?

— Безупречное преступление, Толстый. Ты нокаутируешь старушку Агату Кристи.

Он скромно покачивает головой.

— Когда наш Убивец ляпнется в бегонии на расстоянии десяти метров от портье, начнется тарарам. Будь спок, я сам наведу шороху. Как то: «О, что это! Зачем это? Несчастье! Гарсон, вы ничего не слышали! Вроде что-то упало?» Я ему устрою, этому служителю, сцену из «Дева и злоумышленники». Забью баки так, что он подтвердит мою невиновность, надеюсь! Ну, ладно, раз уж ты здесь, помоги-ка перекантовать парашютиста на его первую стартовую площадку.

В этот момент в дверь Трезвонят.

Да-да, ведь я забыл вам сказать, что двери каждого номера в «Святом Николасе» снабжены звонком. Мы замираем. Звонят снова.

— Твое мнение, доктор? — шепчу я Толстяку на ушище. Он делает отчаянную гримасу.

— Надо посмотреть, — вздыхает он удрученно.