Я вкладываю страницы в конверт и откидываю голову на спинку кресла. «Колокольчики» уже начали действовать, и я чувствую себя так, будто меня накрыло мягким одеялом. Это одеяло окружает меня со всех сторон и поддерживает голову, ноги, руки и все остальное. Я закрываю глаза, меня уносит неторопливым течением, а в голове появляются образы этого Мартина Мартина, катающегося по полу. Он весь в блевотине и крови, а Дэвлин Уильямс поскальзывается на ней и кричит «Ах!» и «О нет!» и с ума сходит от волнения и паники.
Он вдруг умолкает, и эти образы исчезают из моей головы. Но мне хочется знать, что произошло потом, с чего все началось и как все это кончится. Например, умер ли Мартин Мартин там на полу, забрызгав всех зрителей и все сиденья своей кровью? Кричат ли люди в студии что-то типа «Ой, ой! Я весь в крови! Фу!»? И что случилось с тем мужиком по фамилии Джексон? Рассвирепел ли он из-за того, что его обвинили в убийстве, обвинили в том, что когда-то он кому-то проломил голову лопатой? Обвинили ли во всем Дэвлина Уильямса и выкинули ли его из студии? И какая связь между всем этим, Регом и его маленькой бандой? Почему они так интересуются этим Мартином Мартином? И кто подложил коричневый конверт под мою дверь? Я пытаюсь как-то связать все эти факты, но у меня такое ощущение, что они соединяются лишь тонкими нитями паутины, которые постоянно рвутся, будто от легких дуновений ветерка.
Из-за этой попытки свести концы с концами меня бросает в сон. Я начинаю дремать и чувствую, как мое тело будто парализовало, рот открывается — там совершенно сухо, хочется отлить, но я ничего не могу с собой поделать. Я застрял в кресле, вроде сплю и не сплю, а существую как-то между сном и бодрствованием. И своим наполовину «включенным», наполовину «выключенным» мозгом я думаю и решаю, что теперь у меня есть о чем говорить с Броком. Я могу пойти и встретиться с ним и похвастать добытой информацией и стать, на хрен, самым крутым шпионом.
А изо рта у меня текут слюни.
Глава 9
Я прихожу в департамент на встречу с Броком, голова у меня тяжелая от «колокольчиков» и слюнявого сна, больше похожего на паралич. Спать посредине дня — хуже некуда, особенно если тебе еще снятся, причем с высоким разрешением, какие-то навеянные «колокольчиками» дурацкие сны о Мартине Мартине, его блевотине, криках и заляпанной кровью студии.
Меня не было в департаменте всего несколько дней, но когда я туда вошел, чтобы подняться в крутой кабинет Брока на сорок пятом этаже, мне показалось, что все там выглядит по-другому. Я, так сказать, выпал из потока, не был в курсе последних новостей, поэтому чувствовал себя неважно, направляясь к лифту по стеклянной плитке, как я это делал миллион раз. Раньше я все делал на автомате. Я знал, куда иду, и знал, чем буду заниматься, когда туда приду. Теперь же, хотя это то же самое здание, я делаю в нем совершенно другие вещи. Я здесь для чего-то совершенно другого, чего-то намного более важного и вроде как офигенно серьезного. Например, раньше, когда мы с Федором приходили на работу — он поднимался в свой Международный департамент на двадцать третьем этаже, а я в свой Департамент общественных исследований на пятнадцатом, — когда мы проходили мимо портрета премьер-министра, того знаменитого портрета, который висит во всех правительственных учреждениях, того самого, где он выполняет на своем скейтборде этот просто охренительный прыжок, который еще называется «олли», мы с Федором обычно кричали ему «Осторожнее, приятель!». В общем, мы вроде как над этим подшучивали, вроде как посмеивались над премьер-министром и всеми этим государственными делами, будто они не стоили того, чтобы к ним относиться всерьез. Но на этот раз, когда я шел на встречу с Броком, собираясь сообщить ему секретные сведения (собственно, я послан на очень серьезное задание Мыскиным, который, наверное, дружит с самим премьер-министром, как я дружу с Федором), то вдруг мне все показалось самым настоящим, что ли. Поэтому когда я увидел этот портрет, то вместо своего обычного «Осторожнее, приятель!» я просто посмотрел на него, приподняв брови. Будто хотел сказать: «Да, теперь я работаю вместе с тобой, премьер-министр. Единство и Успех».
Кроме того, выходя из дома, я принял огромную дозу «бориса», чтобы стряхнуть с себя влияние «колокольчиков». Может быть, этим и объясняется мое совершенно иное отношение ко всему. Но дело не только в этом. У меня было такое ощущение, что я просто рожден стать шпионом/защитником. Это вроде как моя судьба. И чувствовал я себя таким совершенно невероятно крутым.