Мертвые не умирают

Яков Палыч оказался почтенным, но в то же время молодцеватым старичком, дружелюбным, улыбающимся. Он приветливо встретил гостей и пригласил их в уже слегка покосившийся от старости домишко. Внутри царила невероятная чистота и аккуратность.

— Это еще моя покойная супруга приучила меня к чистоте, — объяснил хозяин, обводя руками комнату. — А все эти салфетки еще от нее остались. Присаживайтесь.

И он указал на два кресла, таких же древних, как и он сам.

— Так чем могу быть полезен? — перешел он на деловой тон.

— Нас интересует один человек. Он учился у вас, — вкрадчиво начала Лариса. — Может быть, вы помните? Его зовут Стас Леонидов.

— А что? Что-нибудь случилось? — насторожился Яков Палыч.

Лариса сомневалась, стоит ли говорить старику правду, и уже хотела было на ходу придумать какую-нибудь идиотскую историю, но Яков Палыч, будто угадав ее мысли, заметил:

— Не надо только мне говорить, что все хорошо и это праздное любопытство. Вы, — повернулся он к Олегу, — ведь из органов? Я правильно излагаю?

Олег удивленно кивнул головой.

— Как вы догадались? — спросила Лариса.

— У вас совершенно особая осанка, и вообще… — Старик снисходительно улыбнулся. — Я вашего брата печенкой чую.

Карташов хотел было выяснить, каким образом это происходит, но Лариса остановила его, положив свою руку на его, и обратилась к старику:

— Его убили.

— Давно? — Черты лица Якова Палыча заострились, и стали более заметны морщины.

— Нет, это случилось на прошлой неделе, — ответила Лариса.

Яков Палыч вдруг встал и молча вышел на кухню. Впрочем, вскоре он вернулся и принес початую бутылку водки, малосольные огурцы и три стеклянные стопки.

— Негоже человека забывать. Давайте помянем.

Он разлил водку и молча, одним махом выпил. Лариса поморщилась, но, боясь обидеть хозяина, взяла стопку и опрокинула ее себе в рот. Тепло приятно разлилось по телу. Яков Палыч налил еще, но Лариса категорически отказалась, сославшись на то, что она за рулем.

— Стас был очень талантливым, — первым нарушил молчание тренер. — Он не сразу у меня начал заниматься. Я его, можно сказать, переманил. Он биатлоном занимался. Причем стрелял прекрасно, а на лыжах все свое преимущество упускал. Злился ужасно, хоть еще и подростком был. Я тогда его и заметил. — Яков Палыч тяжело вздохнул. — Таких, как Стас, было очень мало, я их всех помню. Поэтому и тяжело вот так терять. Они же для меня как дети.

— А у Стаса был уживчивый характер? — спросил Карташов.

— Да, он прекрасно со всеми ладил, причем одинаково хорошо и с младшими, и со старшими, — ответил Яков Палыч.

— А чем он в последнее время занимался, случайно, не знаете?

— Нет, — покачал головой тренер, — именно его я как-то из поля зрения и упустил. Почти о всех своих учениках я все знаю, а о нем — ничего. Да и не заходил он ко мне уже лет пять, наверное. Я вам сейчас фотографию его принесу. Снимались как раз лет пять назад, может, и шесть, сейчас и не упомнишь все. Мой день рождения был, так многие мои ученики приходили.

Яков Палыч вышел и вернулся с альбомом. Лариса подавила вздох, понимая, что разговор по делу закончился и сейчас начнутся воспоминания боевой молодости — своей собственной и своих учеников.

Однако старик не стал показывать альбом с самого начала, а сразу же открыл на том месте, где была та фотография, про которую он и говорил.

На фоне дома хозяина стояла группа улыбающихся людей.

— Вот это и есть Стас, — показал он на одного из них.

Лариса мельком глянула и остолбенела. У нее непроизвольно открылся рот, и она тут же услышала удивленный вопрос хозяина дома:

— Что-нибудь не так?

— А вот это кто? — шепотом спросила Лариса, указывая на человека, стоявшего рядом со Стасом.

— О, это моя гордость! Это наша легенда. — Яков Палыч даже прищурился от умиления. — Это Андрей Горин.

Карташов при этой фамилии тоже встрепенулся и стал пристально вглядываться в фотографию.

— Он тоже ваш ученик? — спросил он.

— Не совсем, — улыбаясь, ответил тренер. — Он очень разносторонний человек, но начинал он именно со мной. Но учить мне было его нечему. У него была врожденная меткость, просто феноменальная. Ему все прочили блестящее будущее, Олимпийские игры и все прочее. Но… Ему вдруг стало скучно, и он ушел. Причем с такой легкостью, что можно было просто позавидовать. Занялся восточными единоборствами и достиг больших успехов. Я видел, как он дрался в учебном бою. Это, я вам скажу, надо было посмотреть. Движения, пластика! Потрясающе! И я понял, что ему действительно тесно в моем тире. Таким, как он, простор нужен. А вы его что, знаете? — вдруг встревожился Яков Палыч. — С ним тоже что-то случилось?

— Нет, нет, — заверила его Лариса. — Мы действительно о нем кое-что слышали, но не более. Кстати, слышали только хорошее.

«Ложь во благо — это не ложь», — мысленно проговорила она.

Посидев еще немного и вспомнив всех олимпийцев — учеников Якова Палыча, они попрощались с гостеприимным хозяином.