Мертвые незнакомцы

Фотографии, подобно сделанным в полиции, показывают объект под различными углами. На верхнем снимке доктор Таун стоит на балконе квартиры в пентхаусе, у перил с бокалом (похоже на виски с содовой) в руке и просто смотрит на город. Снимок явно сделан откуда-то сверху, с более высокого здания. На следующей фотографии – в профиль – она выходит из Линкольн-центра в черном вечернем платье, под руку красивым черноволосым мужчиной в смокинге. Оба смеются. Судя по тому, как одеты окружающие, дело было летом. Мужчина наклоняется к женщине. Возможно, хочет поцеловать.

Далее следует сцена в аэропорту. Путешественница доктор Таун стоит у стойки «Трансуорлд эйрлайнз». Снимок сделан со спины, и над плечом стоящего к ней лицом служащего видно табло вылетов, на котором написано место назначения (Рим) и время отправления (девять вечера).

И еще два снимка. На одном она в светло-красном купальнике, развалившись в шезлонге возле бассейна на крыше, читает книгу (заглавия не разобрать). На последнем доктор Таун в парке, среди толпы бегунов. На ней желто-зеленые шорты и свободная футболка с надписью «НЕТ СПИДУ».

– Хорошая работа. Ты могла бы работать фоторепортером, – говорит женщине мужчина с поврежденным локтем.

– Я и работаю, но для избранной аудитории. – Она улыбается. – Для тебя.

– Мичум назвал детективу ее имя. – Седой переходит к делу.

Оба его собеседника разом втягивают воздух в предвкушении неприятностей, и черноволосый ругается.

– Значит, получится двойное наблюдение, – говорит он потом.

– Поскольку Чарли больше нет, – продолжает человек с поврежденным локтем, – ею займусь я.

Черноволосый вздыхает, надавливая указательным пальцем на точку на шее, чтобы прекратить головную боль.

– Ты не смог бы узнать имя копа?

– Рано или поздно он объявится. Почему мне кажется, что это будет рано?

Женщина хмурится и молчит, вопросительно глядя седому в глаза. Потом спрашивает, что они трое будут делать, когда коп объявится.

– Послушайте, – человек с поврежденным локтем указывает на фотографии, – либо он, либо все остальные.

– Наверное, ты прав.

Раздается щелчок, последний слайд исчезает, и в комнате становится немного светлее из-за проектора. Стол, за которым они сидят, сделан из полированного ореха, вокруг него десять стульев, хотя заняты только три. Все стулья с высокими спинками и потрескавшимися кожаными сиденьями. На полу – тонкий бледно-зеленый ковер. На встроенной стенной секции, тоже ореховой, установлен телевизор. На экране – Нью-Йорк, звук выключен. Один из новостных каналов сообщает о тушении пожара в отеле в Инвуде. Камера показывает, как съезжаются кареты «скорой помощи». У желтых ограждающих лент давятся зеваки, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть. Бурый дым наполовину скрывает полную луну.

На белых стенах нет ни картин, ни плакатов, толстые шторы задернуты, и пахнет в комнате полиролыо для мебели. А еще от проектора попахивает какой-то электрической гарью – возможно, это горела пыль.

Человек с поврежденным локтем поворачивается к более молодому:

– Твоя очередь.

Черноволосый становится собраннее, хмель явно выветривается. Он занимает место женщины возле проектора. На экране появляются копии чертежей.

– Вот дом. Пентхаус принадлежит ей, – говорит он.

На следующем снимке – схема двухкомнатной квартиры.

– В квартире ремонт с перепланировкой. Но планы полагается согласовывать с городом, поэтому достать их не слишком трудно. Представляете? Если в квартире больше одной уборной, то при перепланировке вы обязаны «обеспечить возможность входа в помещение людям, которые передвигаются на инвалидных колясках». Таков, черт побери, закон.

– В своей собственной квартире? – удивляется женщина.

– Чертово правительство повсюду, – отвечает черноволосый.

– Не надо о правительстве, – обрывает их седой.

– Ладно. Вот вестибюль. Там постоянно дежурит портье – они меняются каждые восемь часов. По ночам – латиноамериканец Морис. Дальше чернокожий Феликс. Третьего типа зовут Эмброуз. Он самый вредный, проскочить труднее всего… но хотите услышать хорошие новости?

– Был бы признателен.

– Это богатый дом, поэтому сейчас перестраиваются четыре квартиры – и серьезно: стены снесены, полы вскрыты, – а значит, каждый день там снуют как минимум десятка два рабочих. В доме есть служебный вход, и вошедшие там пользуются отдельным лифтом. У меня есть имена подрядчиков. Разносчики тоже пользуются служебным лифтом, но если входить под видом разносчика, то только до семи вечера, потому что позже уже не впустят. Хозяевам приходится спускаться в вестибюль и расплачиваться у входа. Простому народу вход воспрещен.

– Снобы, – комментирует блондинка.