– Нет! – Голос Мичума теряется в общем гуле. Смех, гул футбольных болельщиков, из музыкального автомата гремит возрожденный хит Тони Беннетта «Сан-Франциско»; чтобы тебя услышали, приходится кричать.
Воорт замечает, что из ресторана поспешно выбирается человек в коричневой кожаной куртке.
Лица не видно, но со спины у мужчины быстрая походка коренного нью-йоркца – или просто спешащего человека. Воорт вспоминает, что не видел такой куртки в большом резном зеркале над головой Мичума, хотя мог и не заметить, если она лежала в одной из кабин или висела на крючке под другими пальто.
Воорт выходит на Хадсон-стрит – идущий на север широкий проспект, сохранивший дух старого Нью-Йорка. Дома – трех- или четырехэтажные особняки – меньше, чем здания Верхнего Манхэттена. Заведения некрупные, но роскошные: дорогой винный магазин с решетками и ставнями на окнах; марокканский ресторан всего на десять столиков; ателье портного, работающего здесь уже двадцать пять лет. Никаких сетевых гигантов, всяких там «Эй-энд-пи», «Барнс-энд-Ноубл» или «Макдоналдсов».
«Он прячется у дверей вон того закрытого винного магазина, вытаскивает сотовый телефон».
Когда-то, когда на месте проспекта рос лес – не так уж давно, всего триста пятьдесят лет назад, – Воорты следили за порядком на улицах голландской колонии Новый Амстердам всего в нескольких милях от этого места (тогда это называлось ночным дозором). Потом – при британцах – они работали колониальными констеблями. И позже поколения американских граждан Воортов гордо проезжали по улицам растущего города: конная полиция, участковые копы с дубинками, патрульные в полицейских машинах, сержанты, лейтенанты, детективы в штатском.
«Он что-то настойчиво говорит по телефону. Указывает на таверну».
Осень в Нью-Йорке – время разочарования природы. Клены облетели, канавы забиты сухими листьями. С Гудзона дует резкий ветер, пахнет морем, нефтяной пленкой, тайком сваленным мусором. В темном небе нависающие кучевые облака несутся через ночную дымку токсичных выбросов мегаполиса.
– Курт!
Воорт с криком устремляется к человеку в кожаной куртке, не обращая внимания на обернувшегося случайного прохожего. На лице кривая ухмылка, словно он пьян, хотя выпил всего одну кружку пива. Мужчина захлопывает телефон, услышав нарочито громкий голос Воорта:
– Ведь это ты, Курт! Я так и подумал! – Воорт останавливается возле мужчины. – Ой, – ухмыляется он. – Я обознался. Принял тебя за однокашника.
Он вглядывается в узкое лицо, выражающее в равной мере удивление и осторожность: в конце концов Воорт загораживает дорогу от дверей закрытого магазина обратно на улицу. Мозг полицейского быстро, автоматически фиксирует: «Белый, лысоватый, под пятьдесят, из-под куртки виден фланелевый воротничок. На загорелой шее бледные пятна, как от шрамов. Проверить обувь. При слежке носят на резиновой подошве».
Мужчина старается осторожно обойти Воорта.
– У меня, наверное, лицо такое.
«Говорит без акцента».
– Все принимают меня за своего кузена Макса.
Он выбирается на тротуар и сразу двигается прочь.
«На нем кроссовки „Рибок“».
Воорт тащится следом, как надоедливый пьяница, бормоча:
– Вылитый Курт. Прям одно лицо. Близнецы, честное слово.
– Ладно, пустяки. – Это означает вежливое «проваливай».
– Я не видел, чтобы ты там ел, а если любишь гамбургеры, то это лучшее местечко в округе. И жареный лук превосходный.
– Я должен был кое с кем встретиться, – говорит мужчина, – но она не пришла.
– Продинамила?
– Угу. – Мужчине явно не по себе. Учитывая обстоятельства, это совершенно нормально. – Продинамила.
– Слушай! Как раз перед тем, как ты вошел, у бара стояла одна такая, – говорит Воорт. – Я так и думал, ждет кого-то. Шикарная блондинка, волосы до задницы. В белом манто. Я думал, актриса, что ли? Ты везунчик, если это твоя.
На этот раз Кожаная Куртка замедляет шаг, взгляд карих глаз останавливается на лице Воорта и задерживается на лишнюю долю секунды. Он всем своим видом выражает желание поскорее уйти, но для Воорта этот еле заметный проблеск интереса решает вопрос.
– Мне никогда так не везло на женщин, – говорит мужчина. – Извините.
Он делает шаг к обочине, высматривает на улице такси, оборачивается и замечает внимательный взгляд Воорта.
Подъезжает такси, и Воорт ждет, пока Кожаная Куртка уедет.
Когда он возвращается в ресторан, за их столом никого нет.
Черт.
Через минуту Мичум появляется со стороны туалета.
– Не надо было идти за ним, Воорт.
– Кто это? Мичум вздыхает.
– Никогда его не видел – и это правда. Просто лучше бы тебе ни за кем не идти. В следующий раз это мог быть кто-то, кого я знаю.
– Уходим отсюда, – командует Воорт и поднимает руку, подзывая официантку.
– И ты пойдешь домой, дружище. Забудь, что я звонил.
– Поздно.
Мичум качает головой, достает из бумажника деньги.
– Знаешь, в чем моя проблема? Я слишком драматизирую. Я слушал себя, и это звучало как лепет истеричной девчонки. Знаешь что, – говорит он сердечно, – я позвоню тебе через пару дней. Пройдемся по старым местечкам. В «Артуро» по-прежнему готовят лучшую пиццу?