Мертвые воды Московского моря

Но, строго говоря, все ведь сводилось к простейшим, детским понятиям добра и зла, которым всех учили мама с папой, воспитатели и учителя! Есть человеческие отношения – дружба, любовь, – и они святы. Есть понятие справедливости, и оно тоже первостепенно. Есть понятие долга – и оно не подлежит сомнению. Все остальное вытекало из этих простых вещей. Алексей никогда никого не подставлял ради карьерных интересов – не только друзей, но даже и недругов; он держал данное слово; он старался быть внимательным ко всяким душевным переживаниям тех, с кем сталкивала его работа… С Александрой старался быть бережным – он охранял свое понятие любви. С друзьями был терпим и щедр, охраняя свое понимание дружбы. И дружил, и любил он тех, кто имел сходные понятия. Вот и все. Никакой «иерар­хии ценностей» не существует: ценности в этом мире всего две. Одна называется «хорошо», вторая называется «плохо». И каждый человек ежедневно и ежесекундно делает свой выбор между ними.

…Впрочем, он отвлекся. Философствовать ему некогда, это непозволительная роскошь! Жюли вот-вот покинет Россию, а он еще даже не начал окучивать свою смутную мысль!

Итак, что там у нас водится, в наших скудных сусеках? Братцы, которые перепугались, что наследница сунет нос в их дела? Ну, вот с них и начнем!

Братцы страшно удивились, узнав о том, что у Карачаева объявилась супруга. Засыпали детектива вопросами – их изумление казалось неподдельным. Однако Алексей навидался столько поддельных «неподдельных» изумлений, что он бы им ни за что не поверил, если бы в реакции компаньонов не промелькнул страх . Вот он-то был не только неподдельным, но и плохо контролируемым. А братцы, как мы уже поняли, изрядные хитрецы, и будь они причастны к двум убийствам, а теперь еще к покушению на Жюли, то оказались бы готовы к подобным вопросам. И никакого бы страха не выказали. Но их меж собой переглядушки недвусмысленно вопрошали: вдова?! Наследница?! Которая может сунуть нос в наши дела?!

Эти переглядушки были крайне неосторожны, они полностью выдавали шкурный интерес братцев: не допустить никого к их кормушке и предполагаемой скорой дележке карачаевской доли. Но именно поэтому Алексей счел, что они впрямь ничего не знали о Жюли – по той простой причине, что их никто не информировал…

Однако детектив Алексей Кисанов никогда не был самонадеянным болваном и потому подвергал любую свою догадку сомнению. В силу чего, невзирая на уверенность в сложившемся о братцах впечатлении, он возжелал его проверить. И нагрянул к Жюли: не забыла ли она выяснить, что ей причитается как наследнице из фондов мужниной фирмы?

Жюли смотрела с непониманием.

– Вы связались с компаньонами мужа? – спрашивал Кис голосом заботливого папочки.

– Не имею никакого понятия, – ответила ему Жюли, – о ком вы говорите…

– А Афанасий – он вам разве не рассказывал?

– Нет… То есть он упоминал, но я не слишком поняла. Какие-то ассосье… компаньоны, я знала, существуют, да, – но я тут в полной темноте. Э-э-э… для меня это темный лес. Никогда не пыталась вникнуть в его дела.

– Иными словами, вы с ними связаться не пытались, о своем приезде не сообщали и делами мужа у них не интересовались?

– Совершенно правильные слова. Так оно и есть. Я даже не имею представления, как с ними связаться. У меня нет ни адресов, ни телефонов, ни даже их имен… Вы все думаете, что я ради денег за Афаназия замуж вышла, да? Хотя мне индифферентно, что вы думаете. Это все? Или у вас есть еще вопросы?

– У вас есть догадка, кто мог покушаться на вашу жизнь?

– У меня нет такой догадки, я вам уже говорила.

– В таком случае у меня и вопросов больше нет.

Ну что ж, Алексей с самого начала знал, что братцы тут ни при чем, по той простой причине, что они никогда бы не стали пытаться переехать Жюли на улице и лезть к ней с ножом в магазине. Фи, как это непрофессионально! Нет, холено-розовые кузены наняли бы хорошего киллера, обеспечив лично себе устойчивое алиби на время убийства. Но Алексей был доволен, что проверил эту гиблую версию до конца: он любил отметать ненужное.

В сыщиковых «сусеках», в графе «возможно», было еще проставлено еще одно ненужное, гиблое предположение: что у кого-то имеется на руках завещание со специальной клаузой, касавшейся Жюли, и что это завещание до сих пор не предъявлено.

На самом деле мысль эта была совершенно фантастической. Во-первых, Кис уже неплохо изучил окружение Афанасия Карачаева и знал все лица наперечет. А среди них он совершенно не видел кандидатуру на подобного избранного, которого ненавидевший бумаги Карачаев осчастливил бы столь продуманным завещанием.

Во-вторых же, – допустим, что такая персона все же существует, – эта персона сильно, крайне рисково подставляется, пытаясь устранить Жюли. Ведь она делает это ради завещания Афанасия, но в тот сладострастный момент, когда она наконец возникнет с ним у нотариуса, чтобы оформить свое право на наследство, все следственные взгляды обратятся именно в ее сторону: ага, вот у кого был интерес убрать вдову! И тут персону под белы руки, и видеть ей небо в клеточку вместо завещания…