МЕРТВЫЕ ВОДЫ МОСКОВСКОГО МОРЯ

Сделал он и еще один звонок, на этот раз в Париж, где обитал его друг и коллега, равно как и член семьи по имени Реми Деллье. Когда Алексей пытался кому-то объяснить, кем приходится ему Реми, то вечно путался.

Реми и впрямь был хорошим другом, но при этом собратом по профессии, а именно французским частным детективом, в силу чего им иногда приходилось выручать друг друга. В то же время Реми был женат на младшей сестре Александры, Ксюше. Как-то давно свело их одно загадочное дело, в котором сыщикам пришлось попотеть, чтобы вытащить обеих сестричек из беды. [1] А потом вон оно как повернулось: Кис теперь жил с Александрой в Москве, а Реми с Ксюшей в Париже.

Короче, Реми был свой в доску, и Кис знал, что на него можно всегда положиться. Посему и позвонил с просьбой проверить информацию о некоей Жюли Лафарж, в замужестве Каратчаев.

Закончив всю эту беготню, Кис наконец позвонил Жюли ближе к вечеру, как и намеревался: хотел быть уверен, что Жюли не рванет на кладбище сегодня, пока он занят. Детектив желал убедиться собственными глазами в том, что Жюли туда поедет. А для этого ему требовался свободный день.

- Спасибо вам, - ответила Жюли, записав «адрес» могилы Афанасия Карачаева на Троекуровском кладбище.

Голос ее сегодня был еще более хриплым, чем накануне, словно она целый день проплакала.

А может, и проплакала, как знать?

- Я туда завтра же съезжу, - добавила она, чему Алексей и порадовался.

Именно это входило в его завтрашние планы.

Он не знал - не успел выведать, ранняя ли пташка Жюли. И потому прибыл к ее дому спозаранку. Осмотрелся, нашел местечко, где можно было поставить машину подальше от посторонних глаз, и принялся ждать.

Август приближался к концу, и осень уже окрасила дни в свои печальные цвета. Замелькала желтизна в листве, как ранняя проседь, и мелкая морось висела в воздухе. Сырость пробирала до костей, температуру заклинило на шестнадцати градусах. Через час ожидания он включил мотор, прогрел немного салон и снова выключил, чтобы не привлекать к себе внимания. Еще через час повторил процедуру. Благо он предусмотрительно прихватил с собой термос с кофе и бутерброд с сыром - от холода или от скуки ужасно захотелось есть.

Бутерброд был прикончен, и термос опорожнен наполовину, и снова он включал и выключал мотор, а Жюли все не появлялась.

Кажется, он задремал ненадолго. Подскочил, незнамо отчего, словно в сиденье завелся кровожадный клоп. Осмотрелся полуслепыми, сонными глазами.

Жюли уже заворачивала за угол дома, неся в руках огромный пластиковый пакет, по виду нетяжелый.

Алексей потер глаза, похлопал себя по щекам, хлебнул холодного кофе (и как только эти термосы делают, что через пару-тройку часиков в них все остывает!) и тихонько двинулся за ней. У дороги Жюли выбросила руку, тормозя машину, - она быстро сориентировалась в российской действительности, в которой совсем необязательно высматривать на улице такси: любой и первый же водила остановится, а дорогой прикид француженки очень располагал к ней частных извозчиков, согревая надеждой, что дамочка торговаться не станет.

Однако то ли она торговалась, то ли извозчика не устраивал маршрут, но села она только в четвертую машину. Алексей двинулся за ней.

Он не ошибся, она действительно ехала на кладбище. Поговорив о чем-то с водителем, - по жестам Алексей догадался, что водитель будет ее ждать «вот там», - она направилась к воротам кладбища, неся в руках большой венок из живых цветов (вот и объяснение большому нетяжелому пакету), - насколько имел представление детектив, очень дорогой.

Застегнув поплотнее куртку, он выбрался из машины и последовал за вдовой.

Одежда на ней была не траурная, не черная, - серого с голубоватым отливом цвета и курточка, и перчатки, и невысокие сапожки. Головного убора не имелось, и ее светлые волосы свободно развевались на ходу. Но Алексей никогда не придавал значения подобным формальностям, веря только в истинность траура в душе. Да и то, Жюли не предполагала, что визит в Москву к мужу обернется визитом на его могилу, и вряд ли в ее чемодане имелись вещи, соответствующие кладбищенской атмосфере…

Наконец она нашла могилу Афанасия, а Алексей нашел удобное место, из которого он мог наблюдать за ней. Натянув на голову капюшон - водяная пыль по-прежнему валилась с подернутых серым мороком небес, - он смотрел, как она уложила венок, как поправила ленты… Издалека показалось, что на лентах написаны слова по-французски. Жюли не хочет, чтобы каждый прохожий сумел прочитать ее прощальные слова мужу?

Затем, порывшись в сумке, Жюли вытащила из него пустой целлофановый пакет, из тех, что дают в супермаркетах, и, постелив его на камень, присела.

Просидела она довольно долго, трогая иногда фотографию улыбающегося Карачаева на надгробье…

Алексей не стал дожидаться финала - он увидел все, что хотел. Жюли вела себя естественно, как любящая жена. И вряд ли это было спектаклем по той простой причине, что вряд ли она могла предполагать слежку за собой.