МЕРТВЫЕ ВОДЫ МОСКОВСКОГО МОРЯ

…Жюли позвонила ему из больницы, куда ее доставили истекающую кровью. Она была ранена ножом в плечо - это случилось в толчее ГУМа, куда Жюли заглянула после беготни по делам. И на этот раз, к несчастью, никто не сумел заметить руку, воткнувшую нож в плечо Жюли. Она истошно закричала, хватаясь за плечо, - и с этого момента взгляды всех покупателей оказались прикованы к ней. А за те несколько секунд, в которые самые догадливые поняли, что стряслось, и принялись обшаривать взглядом толпу, преступник успел в ней раствориться. Возможно, он уже пробирался к выходу; возможно, он был одним из тех любопытно-сочувствущих лиц, что окружили бедную Жюли. Никто не мог указать пальцем и сказать: это он! Или она… Разумеется, и милиции практически нечего было записывать в протокол.

Кис немедленно выехал в больницу. Жюли госпитализировали в первой попавшейся хирургии, и Алексей счел своим долгом проследить, как там обращаются с иностранкой и не требуется ли перевести ее в другую больницу, частную или даже при французском посольстве? Впрочем, он не знал, существует ли последняя, но готов был разузнать.

Обращались с ней вроде бы неплохо. К его приезду рана Жюли в плече была продезинфицирована и зашита (задеты, к счастью, только мягкие ткани), и врач обещал минимальный шрам. По его рекомендациям, Жюли следовало провести ночь в больнице, чтобы убедиться, что осложнений (температуры, к примеру) не возникнет. Кроме того, она потеряла некоторое, хоть и не очень значительное, количество крови, и даже если переливание крови ей не требовалось, а все же полежать под капельницей с животворным раствором витаминов и солей не помешало бы.

Жюли же хотела домой, на чем всячески настаивала, а Алексей ее пытался увещевать, солидарный с врачом.

- Вы простужены? - спросил хирург, поглядывая на ее распухший нос и слушая ее окончательно охрипший голос.

Жюли кивнула. Операция не требовала общего наркоза - ограничились местным, - и Жюли была вполне в состоянии общаться.

- Тогда тем более! На фоне респираторного заболевания, которое, без сомнений, ослабляет ваш иммунитет, я вам НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендую провести эту ночь у нас!

Алексей не знал, была ли и впрямь медицинская необходимость в том, чтобы Жюли осталась на ночь, или хирург пытался удержать в сачке платежеспособного мотылька, случайно залетевшего в их убогое заведение. Для нее все услуги являлись платными, и Кис пообещал себе тщательно проверить завтра выставленные Жюли счета за лечение и пребывание, но оспаривать мнение хирурга не посмел.

Жюли неохотно сдалась. Алексей вызвался привезти ей любые необходимые вещи, но она только попросила доставить ей зубную щетку с пастой, халат и несессер со средствами макияжа.

Он обернулся за час. Жюли, с недовольной миной, забрала у него вещи и заявила, что желает отдохнуть. В больнице для нее нашлась одноместная палата - за отдельную плату, разумеется. Кис на продолжении разговоров настаивать не стал - все основное он уже услышал и узнал.

Мыслишка - строптивая газель - все никак не давалась, но после второго покушения позволила сыщику приблизиться к себе на мгновение и прочитать на ее шкурке вполне внятное клеймо: «Жюли!» Все каким-то образом связано именно с ней, сомнений нет!

Кис еще немножко подумал, угнездившись в любимом кресле за любимым письменным столом с любимым компьютером, покрутил эту мысль - и результатом его размышлений стал звонок в Париж Реми, обладавшему сложносочиненным статусом друга, собрата по профессии, а также члена семьи.

- Жюли Лафарж, она самая. Сможешь найти ее родителей? Если получится, съезди к ним, расспроси, фото возьми, - в общем, ты и сам знаешь, что в таких случаях надо…

Реми пообещал разузнать о них завтра же. ЗАВТРА. Вот так поступают настоящие друзья, к тому же отчасти родственники.

Алексей улыбнулся, отключившись. Надежность дружбы радовала, особенно в наши ненадежные времена.

Впрочем, у него во все времена было мало друзей, или, точнее, он это слово употреблял осторожно и взвешенно, не путая его со словом «приятели». Звание друга он выдавал лишь избранным, как Нобелевскую премию, - тем, в ком чувствовал сходные со своими принципы и понятия. Наверное, потому они, друзья, и сохранились до сих пор. И ненадежное время им не указ. Принципы не меняются от смены политических режимов или моды, на то они и принципы. Или, как еще говорят, иерархия ценностей. Никакой особой иерархии у Алексея Кисанова не было, он даже не очень хорошо понимал, что под ней имеется в виду. Если, к примеру, под ней понимаются такие простые вещи, как не обижать, не предавать, не продавать, - тогда да, он бы согласился, что и у него есть «иерархия ценностей». Возможно, что она заключалась в том, что ставишь эти понятия на первое место, а потом охраняешь их в своей душе, чтобы ни выгода, ни мелочный эгоизм не смогли поколебать их первостепенность?