Мертвые воспоминания

Столовая гудела. Бормотала, хохотала, звенела боками и вилками, громыхала чашками по пластиковым кислотно-желтым подносам. С шипением лился кипяток на чайные пакетики, звенела мелочь в чужих кошельках. Кристине хотелось молитвенно вытянуть руку, может, и подаст кто-нибудь. В прошлую пятницу к ним снова ломились в дверь, правда, уже не Юрины друзья, а обыкновенные вонючие коллекторы. Кристина подумывала взять новый кредит, чтобы погасить старые.

Яна съехала с концами, вывезла все вещи, и теперь ее комната стояла пустой. Нового жильца искать не хотелось, и Кристина планировала перебраться на другую съемную квартиру, не засвеченную. Может, и платить надо будет меньше.

Маша единственная в столовой сидела в маске, и на нее косились, как на чумную. Никто не вспоминал про санитайзеры и самоизоляцию, никто не думал об умерших бабушках или дедушках — страх и паника первых месяцев отошли, пришло смирение, спокойствие. Кристина и сама была такой.

— Я думала… — начала Маша, но Кристина оборвала ее поднятым вверх указательным пальцем:

— Поешь сходи.

— Я дома пообедала. Да и нельзя мне ничего тут брать…

— Угу. Посиди тогда молча, я заканчиваю.

Платить за квартиру через три дня. Три! Юра все еще учился, с подработками у него было туго, и все уходило на долги. Кристина хваталась за курсовые и порой развозила продукты по домам, но чаще всего спасалась портретами животных. Кажется, она одна была такая продуманная в городе, догадалась отрисовывать пуделей и мопсов, дымчатых котят или пожилых персидских кошек, хомячков и попугаев. Бывшая одноклассница Кристины помогала с рекламой в соцсетях, делала ее с большой скидкой, а сама Кристина не задирала цены, предпочитая работать много и за небольшие деньги, чем дожидаться одного-единственного золотого билета и от нервов сгрызать ногти в мясо. Лысая голова той женщины, то ли с дочерью, то ли нет, снилась в вязких, липких кошмарах.

Больше всего Кристине запомнился маисовый полоз, красно-белая тоненькая змейка, от одной фотографии которой по шее бежали кусачие мурашки. Или черепаха, например — ну распечатали бы на холсте фото любой другой черепахи, эти земноводные все равно на одну морду, но хозяева огромной Вишенки с треснутым панцирем долго Кристину благодарили, очень, мол, похожа на себя получилась наша красавица, и даже привезли свежий ананас в корзинке. Кристина спрятала его в холодильник до праздников.

Маша тихонько поднялась и все же пошла на кассу. Кристина заметила это краем глаза и поморщилась вредной кошке на фотографии, сдувая челку с глаз.

Трехцветная Паранойя, над которой она пыхтела вот уже который вечер, оказалась невыносимой, и хозяева со смехом признались, что сами устали от нее. Им и одной-то кошки было много, чтобы и на портрете ею любоваться, но заказ оплатили друзья — подарок на вторую годовщину свадьбы. За месяц до этого у новоиспеченной семьи умер милейший и тихий хомячок Гошан, так что кроме Паранойи рисовать было некого. Кристина заверила, что сделает все в лучшем виде, но кошка получалась фальшивой, чужой, и Кристина никак не могла догадаться, в чем же причина.

Заказ ждали завтра вечером. Время поджимало, часики тикали и все в таком духе, обычно спокойная Кристина отчего-то в этот раз не могла унять нервную дрожь в пальцах. Сегодня она встала пораньше, сбежала из квартиры, пока все спали — Шмель до рассвета орал от коликов и выгибался дугой, — и сразу же поехала в маленькую столовую при институте. Сюда она как-то заглянула с друзьями-студентами, и так ей понравились крошечные столики, в хаосе разбросанные по залу, подоконники в стопках учебников и художественных книг, запах картофельного пюре и компота из сухофруктов, что она возвращалась снова и снова. Шумно тут было только на переменах, чаще всего в обед, но Кристина готова была это пережить, если можно взять кусок яблочного пирога за пятьдесят рублей и несколько раз попросить кипяток в один и тот же стаканчик с чайным пакетиком.

Пока друзья работали фрилансерами или колумнистами, сидели над ноутбуками в кофейнях с лаундж-музыкой, лавандовым рафом и вежливыми официантками, Кристина приезжала в свою столовую. Она слушала, как повариха теть Зоя (которую все звали теть Заей) на раздаче бранилась и замахивалась щипцами, если кто-то долго выбирал суп; морщилась от хлорки, которой протирали столы, и разукрашивала трехцветных кошек в планшете.

Вернулась Маша с двумя кружками чая, поставила одну, с долькой лимона, перед Кристиной. Подышала над кипятком, тронула его кончиком языка и уставилась в низкое окно.

Кристина подавила вздох. Ей куда больше нравилось рисовать второй заказ, французскую бульдожиху Марту с послушным взглядом, тем более что Марту заказали на холсте, а Паранойю — в электронке. За работу на планшете Кристина брала меньше, да и требовалось от нее просто отправить файл заказчикам, но масло и акварель все равно ничем нельзя было заменить. Она сохранила набросок, сунула стик в чехол и глянула на Машу.

— Чего рисуешь? — слабенько улыбнулась та.