Я дисциплинированно порылся — не в архиве, естественно, но в собственной памяти. Ну да, получили шесть лет назад двое российских физиков Нобелевскую премию; а за что именно, неспециалисту понять трудно: что-то они там глобальное обнаружили и исследовали в абстрактном своем мире полей и частиц, какие-то «волны пустоты»… Впрочем, профаны-журналисты бодро объясняли на пальцах профанам-зрителям: когда-нибудь, в отдаленном будущем, мы получим связь воистину беспредельную и мгновенную, не ограниченную скоростью света…
Значит, будущее оказалось не столь уж отдаленным. Значит, связь на новых принципах уже работает… Но глупо думать, что применение найдут ей исключительно мирное и невинное — например, управление в режиме реального времени аппаратами, исследующими планеты далеких звезд… Гораздо проще представить другую картинку: якобы разрушенный «Хеопс» включается — и военная машина Запада мгновенно ослепла и оглохла; они ответно врубают свои аналоги — и очень удивятся, и будут удивляться всю оставшуюся жизнь, все подлетное время: наши ракеты исправно наводятся на цель, у нас новый физический принцип связи… Не ситуация, а мечта любого стратега: вместо жестокой драки бей ногами пьяного и связанного. И нет никакой гарантии, что с таким преимуществом наши стратеги не ввяжутся в о-о-очень большую заварушку.
И ради такой перспективы я шел по трупам?! Гнусно жить на этом свете, господа…
Генерал-майор сменил тему, решив, что о военных секретах мы поговорили уже достаточно:
— А звонок Стережного мы засекли и отследили, хотя канал связи там был ой какой непростой… Не соврал тебе паскудник: ему и звонил. Берейросу. Ситуация…
Берейрос… Именно эту фамилию выкрикнул Стережной, когда был уверен: жить ему секунду-другую, не дольше. И нюансы генеральской нелегкой ситуации я понимал очень хорошо. В эту скалу, в эту глыбищу ему зубы не запустить… Бразильский миллиардер с русскими корнями, полтора десятка лет назад решивший вложить Очень Большие Деньги в экономику родины предков. И вложивший, и получивший двойное гражданство, и даже сменивший место жительства. Его к себе президент приглашает — чайку попить, да об экономической политике потолковать. А генерал-майор Барсев — по большому счету головорез, вроде меня. Разве что рангом повыше, работающий чужими руками. Не тот уровень. Другая весовая категория.
— Кто за его спиной? — спросил я. — Штаты? ЮВА? Евросоюз?
— Не знаю… — сказал генерал. И вдруг взорвался:
— Ну что ты смотришь на меня, как учитель на двоечника?!! Не знаю! Всё проверяли, не раз, — никакой ниточки! Словно сам по себе, словно с Марса свалился к нам с миллиардами своими!
Сидел злой, с покрасневшей лысиной; щедро плеснул арманьяк не в хрустальную рюмочку, а стакан, предназначенный для безалкогольных напитков; выпил залпом, попыхтел, закусывать не стал… Эк меня угораздило наступить на больную генеральскую мозоль.
Несколько успокоившись, генерал сказал не мне — куда-то в пространство, не то березкам, не то далекому журавлиному клину:
— Но я до него доберусь… Так ли, этак, но доберусь.
После чего потребовал связь с Буравчиком. Вскоре среди березок материализовался подполковник — из тех холеных кабинетных подполковников, которых так и хочется хоть на полгодика законопатить в Туркестан или Карпаты. Доложил: ни по одному из каналов связи на капитана Стрельцова выйти не удается.
И до самого нашего приземления в «Шереметьево-5» не удалось…
В пустынном VIP-зале аэропорта генерал бросил одному из своих холуев:
— Найти Буравчика, хоть из-под земли выкопать. И пусть всю группу под ружьем держит: Лося, Циркача, Козерога… Скоро дело будет.
Ого… Какие люди… И все в одном месте… Что-то задумал Барсук… Что-то такое, для чего нужны бойцы, идущие к цели напролом, по колено в крови, не оглядываясь… Ни на что не оглядываясь, даже на чаепития с президентом.
— А ты пока займешься… — начал Барсук, обращаясь ко мне.
Но занялись
Какой же я дурак… Глупый, как сперматозоид, невзначай оказавшийся в презервативе. Ну зачем тратить время и силы на мои новые документы, лицо, биографию? Куда проще прокатить в VIP-классе, угостить арманьяком, допросить под видом беседы, — а потом наручники, и того… при попытке к бегству…
И тут надо мной загромыхал генеральский голос. Загромыхал, как артподготовка при прорыве фронта, — хотелось зарыться глубоко-глубоко в землю, спрятаться под многометровыми железобетонными перекрытиями. Я, наивный, мнил, что видел и слышал Барсука в гневе, — но жестоко ошибался.
— Извини, Гюрза, — сказал Барсев минуту спустя, — накладка вышла, не успели отозвать объявления на твой розыск.
Холуи тем временем поднимали меня с пола, снимали наручники и отряхивали от воображаемой пыли; охранников аэропорта не было видно — подозреваю, что генеральский гнев испепелил их дотла, бесследно.