Мертвый дрейф

– А ступор мы можем дезактивировать! – нервно хохотнул Никита. – Достаточно лишь отправить сообщение с коротким словом…

– Ну вас на хрен, мужики! – прокричал осторожный пилот. – Там все сгнило! Откуда мне знать, что это трухлявое хозяйство нас выдержит? Провалюсь же к чертовой матери! Давайте сами выкручивайтесь! Да поживее, мужики, мне на базу надо возвращаться – не дай бог, вся система «Осьминог» полетела! Представляете, какой геморрой?

Удовольствия, конечно, было мало. В поисково-прицельную систему «Осьминог» входили гидроакустическая и радиолокационная станции, прицельно-вычислительные устройства, радиоакустические буи. А если вместе со связью полетела информационно-вычислительная подсистема со всеми индикаторами тактической обстановки – то вообще труба. «А совпадение ли это?» – мелькнула тревожная мысль.

– Как мило, – скрипнул чужак Котов, а его испуганная коллега ничего не сказала, только втянула голову в плечи.

Заработало установленное у грузовой двери подъемное устройство – электролебедка ЛПГ-300. Заурчал механизм поворота и опускания стрелы. Десантировались на палубу в лямочных сиденьях. «Как космонавты, – пошутил Никита, – только в обратную сторону».

– Крамер, Лодырев, пошли! – скомандовал Глеб. – Факт приземления комментируем громко и четко!

– И заранее, – хмыкнул Никита. – Да поосторожнее! – Он не удержался. – Работает снайпер…

Первый – пошел! Увешанный оружием и амуницией Крамер проехался со всеми удобствами два метра, выпутался из лямок.

– Есть! – отбежал на пару метров, рухнул на колено, взял под наблюдение свой сектор.

Съехал Платон, метнулся в обратную сторону, перевалившись через проржавевшую двутавровую балку, что-то грозно проорал, выставил ствол «ПП-91» в предрассветную хмарь.

Глеб съезжал третьим – обнял перчатками металлизированный трос, голова закружилась от избытка кислорода и холода (вот оно какое, наше лето!), – и сразу выдуло порывом ветра страх из организма, адреналин хлестнул в кровь! Какой-то мимолетный азарт, временно поднялось настроение… и в следующий миг он уже сбрасывал с себя лямки, отправляя сиденье обратно. И обострились все чувства – слух, зрение, интуиция. Палуба контейнеровоза покачивалась от умеренного пятибалльного шторма. Волны бились в правый борт, но отбойные козырьки предохраняли палубу от попадания брызг. Уже светало, свет фар становился неактуальным, хмурые тучи беспорядочными колоннами двигались на север, к американскому побережью, которое в приснопамятные времена было русским…

Он отбежал от точки приземления, стащил с себя рюкзак, отбросил в сторону – не пропадет. Присел на колено, принялся осматриваться. С заунывным причитанием:

– Море волнуется раз, море волнуется два… – съехал Никита, сел на корточки, расправил объятия, и через пару секунд в его загребущие лапы с тоскливым причитанием съехала Даша Ольшанская в развевающейся штормовке и надвинутой на уши шапочке. – Замри, морская фигура, – коряво закончил он считалку и засмеялся. – Эк вас вштырило, девушка, – у вас такая милая перекошенная улыбка, вам так идет улыбаться…

– Да уйдите вы от меня… – хныкала Даша, выпутываясь из его неловких объятий.

Уже рассветало, появлялась слабая видимость. По личику девушки растекалась покойницкая бледность, и снова у Глеба мелькнула мысль, что женская фигура в данной обстановке выглядит довольно странно. Неважно, что в контейнере, неважно, в какой компании она трудится и на какой должности, но… неужели мужчины не нашлось в пару к Котову?

– Я вам не нравлюсь, – со вздохом резюмировал Никита, ставя девушку вертикально, и начал растворяться в сизой мгле, из которой вскоре донеслось с укоризненными нотками: – Подумаешь, я и не готовился к тому, чтобы вам понравиться…

Спустился Котов, раскачиваясь, как на тарзанке, выбрался из лямок, куда-то повалился, шумно отдуваясь – голова у человека закружилась. Последним десантировался Вадик Морозов – весьма расстроенный тем обстоятельством, что он всегда оказывается последним.

Вертолет ревел над головой, расшвыривая потоки воздуха – он прижимал людей вниз, не давал поднять голову. Красно-белое брюхо покачивалось над палубой.

– Улетай! – махал ему Крамер, ловя свой убегающий рюкзак. – Улетай отсюда к чертовой матери! Чего он не улетает, Глеб?!

– Привяжем к нему шарики, и он улетит? – захохотал из-под разбитой опорной стойки Никита.

Обстоятельному пилоту нужно было убедиться, что все люди спустились, не оставили чего-нибудь важного. Убедившись, что все в порядке, он повел машину вверх – вертолет красиво развернулся, сделал вираж по дуге и, прерывисто треща, начал удаляться на запад. «Сделали дяде ручкой и забыли», – подумал Глеб, наблюдая за тающей в пасмурной дымке машиной.

Он снова ощущал нервозность. Возвращались неуверенность, злость на самого себя. «А ведь если эта «шаланда» потонет, то нам каюк, – неожиданно подумал Глеб. – Как всегда – хоть что-нибудь, да не предусмотрели. Могли бы надувную лодку оставить ради приличия».