Вообще-то пока мне все, похоже, сошло с рук, я имею в виду ту трепку, которую задал фашисту, однако — во всяком случае, в теории, согласно моему сумасшедшему, дурацкому плану, — дальше события должны были развиваться иначе. Требовалось, чтобы кто-то раздул это дело, чтобы мне предъявили официальное обвинение, чтобы им, наконец, занялась полиция.
Потому что тогда — несмотря на все свидетельские показания, несмотря на камеры и магнитные ленты, несмотря на то что все случившееся можно увидеть заснятым под тремя разными углами, да еще изучить в замедленном режиме, и, разумеется, несмотря на то, чему, надеюсь, суждено было стать большущим фингалом под глазом у Лоусона Брайерли, — я вознамерился и перед лицом полиции, и перед лицом адвокатов, и перед судьей, и перед присяжными заседателями, если до этого дойдет, начисто все отрицать.
В этом-то главная хитрость и заключалась.
Большие пушки — большие шишки
— Я так и знал, что ты затеваешь какую-то пакость.
— Врешь! Ты даже не догадывался.
— А вот и нет! Отчего, ты думаешь, я так нервничал в «Свинье» перед тем, как тебе предстояло отправиться на студию?
— Ты всегда нервничаешь, когда я занимаюсь чем-то, что ты не можешь проконтролировать.
Фил издал такой звук, словно чем-то подавился.
— А вот это неправда, Кен. Тут ты несправедлив, — Похоже, обиделся всерьез.
Я положил руку ему на плечо. И хотя, прошу вас заметить, это была чистая правда, сказал:
— Извини.
— Не может быть, чтобы ты ударил его по-настоящему, правда?
— Будь спок. Начистил ему физию лучшим образом.
— Врезал как надо?
— Именно. Кулаком. Погляди на мои костяшки, — И я сунул ему под нос правую руку, показывая ссадины. Кисть до сих пор болела.
— И ты действительно этим гордишься, да?
Я подумал и сказал:
— Да.
Мы сидели в «Золотой ветви». Фил только что рассказал, как после нашего с ним расставания еще поболтался в радиостудии, ожидая конца записи «Горячих новостей», чтобы я доложил ему о выполнении задания, и очень удивился, когда я вернулся в нашу станционную каморку уже через полтора часа после того, как отправился в Клеркенвелл к телевизионщикам.
— Ты набросился на него? — спросила Кайла, откидываясь на спинку офисного стула и засовывая в рот шариковую ручку. Я кивнул, тогда она встала и чмокнула меня в щеку. — Восхитительно, Кен.
Фил и его ассистентка Энди ошеломленно переглянулись. Энди предположила:
— Теперь остается только пойти в кабак.
— Но они, надеюсь, не вызвали полицию?
— Отнюдь нет. Меня даже довольно долго уговаривали остаться и продолжить съемку. Не знаю даже, что именно заставило их прекратить это занятие, то ли моя упертость, то ли гримерши, которые выбились из сил, пытаясь закрасить синяк под глазом у Лоусона. Так что я просто вышел на улицу и сел в такси.
— Как ты думаешь, Брайерли подаст на тебя в суд?
— Не имею понятия. — Я отхлебнул «Гордость Лондона» и широко улыбнулся Филу. — И меня это не колышет.
— Ты ведь спланировал все за несколько недель, правда?
— И даже месяцев. Собственно, эта мысль пришла мне в голову еще тогда, в кабинете Дебби, когда ты впервые заговорил о «Горячих новостях», то есть в сентябре. Классическая же дилемма: с одной стороны, не хочется предоставлять таким типам трибуну, а с другой стороны, хочется прилюдно вывалять этого вонючего урода в грязи, и мне подумалось, что кому, как не мне, взяться за это, ведь я либерал самый что ни на есть воинствующий, я не какая-нибудь размазня, что сперва постарается понять этого ублюдка, а затем начнет ужасаться сказанному им; нет уж, решил я, нужно дать этому говнюку попробовать его же собственного лекарства.
Фил помолчал, он сидел вполоборота ко мне и смотрел на меня, а я смотрел на него.
— В чем дело?
— Похоже, я знаю тебя не так хорошо, как мне казалось.
— Ага, — ухмыльнулся я, — Клево, правда?
— Однако, если он подаст на тебя в суд, у тебя будут крупные проблемы.
— Первый в моей жизни подобный эпизод? Да еще без применения оружия? При таких обстоятельствах до тюрьмы не дойдет. В самом кошмарном сценарии я действительно воображал себе, как меня загребут, после того как наброшусь на чертова мерзавца и превращу его в кровавое месиво, а тот окочурится или останется паралитиком, или что-нибудь в том же роде, или окажется, что я забил ему в задницу видеокамеру «Телефункен ю-би сорок семь» и теперь ее никак не вытащить, но в результате все, в общем-то, хорошо закончилось. Я вполне могу заплатить штраф, пережить общественное порицание и так далее.
— Вообще-то я имел в виду, что тебя могут выгнать с работы.
Я бросил в его сторону насмешливый взгляд:
— Ну да, теоретически.
— И не только.
— Думаю, как раз тут все в порядке. Мне, черт возьми, не устраивали головомойку уже несколько недель.