Мертвый эфир

Я припарковал «лексус» в саду за Лондонским военным музеем. Мы взяли по порции кофе в передвижном фургон-чике-закусочной, затем, обойдя здание, вышли к фасаду и расположились под самыми жерлами двух гигантских морских орудий. Мистер Глатц вытащил из кармана пальто перчатки и надел их. Ветер гудел в орудиях, словно колокола на Пасху, а тучи казались такими же серыми, как та краска, которой были выкрашены пушки.

— Хороший автомобиль, — проговорил я, — Ваш?

— Да, мой. Спасибо.

— Следовало бы догадаться, что с радиостанции за мной не пришлют «лексус».

— Ха-ха.

— Итак, я вас слушаю, мистер Глатц, то есть Крис.

— Видите ли, мистер Нотг…

— Пожалуйста, зовите меня Кен.

— Хорошо, Кен. И лучше, если я сразу перейду к делу. Да, вот еще что: давайте сразу договоримся, что все сказанное останется между нами, хорошо?

— Я не журналист, мистер Глатц, так что ладно, пусть будет так.

— Прекрасно. Хорошо. Итак… Помните, вы несколько месяцев назад давали показания о дорожно-транспортном происшествии?

— М-да. Синий «бумер компакт», из него еще вышел парень, разговаривая по мобильнику…

— Тот самый, тот самый. — Он отхлебнул кофе, — Видите ли, — продолжил он, — Марк… ну, тот джентльмен, о котором идет речь, мистер Сауторн, время от времени является моим деловым партнером.

— Понятно.

— Вы что-нибудь о нем знаете?

— А что, он настолько известен?

Глатц сделал рукой неопределенный жест.

— В лондонском Сити его знают неплохо. Довольно яркая личность, знаете ли.

Нет, подумал я, но могу себе представить. Когда он стоял под дождем с мобильником в руке и глядел на мотоциклиста, лежащего перед ним в грязи без сознания, мне этот гаденыш яркой личностью не показался, хотя, возможно, то было следствием шока.

— Видите ли, дело вот в чем, — проговорил Глатц, взгляд у него был страдальческий, — У него уже набралось десять предупреждений. Стоит вопрос о его водительских правах.

— Бедняга, — кивнул я.

— Еще два, и он их потеряет. Сами, наверное, понимаете, каково это.

— Конечно.

— И видите ли, вся штука в том, что автомобиль ему необходим позарез. Он обожает свою машину, вообще любит машины. Но он слишком много ездит, ему это в радость, увлекается при этом, и…

Подняв руку, я остановил своего собеседника.

— Постойте, Крис. Он же сидел за рулем самого обыкновенного отстойного двухлетнего «компакта»[112]. Если ваш друг до такой степени любит машины…

— Да ведь ту машину ему временно дали на станции техобслуживания, пока ремонтировали его «эм-пять»[113].

— Ага! — сказал я.

Да уж, действительно «ага!», промелькнуло у меня в голове. Так мне и надо. Вот каково делать умозаключения, основываясь лишь на том, что человек едет на машине, которую люди обычно покупают, чтобы говорить, дескать, я езжу на «БМВ», а не за ее достоинства. Так, значит, на самом деле у него М5. Совершенно иное дело. С год назад я прокатился на М5, тест-драйв был что надо: отполированная зверюга с четырьмя сотнями лошадей внутри. Потрясающий двигатель, которому в Лондоне попросту негде разгуляться.

— Знаете, э-э-э, Кен, — заговорил Глатц, неловко улыбаясь, — честно говоря, я считаю, что с самого начала за дело взялись не с того конца. Полагаю, все было сделано чертовски глупо, — Еще одна вымученная улыбка, — Просто хреново, простите за просторечие.

— Меня оно, конечно, шокировало, ну да ладно.

Он улыбнулся.

— Хочу выложить все начистоту, Кен. Дело, понимаете, такое: нам бы хотелось, чтоб вы отказались от своих свидетельских показаний, а в особенности от той их части, где речь идет об использовании Марком мобильного телефона во время движения.

— Вот как? — отозвался я и отхлебнул кофе.

Вообще-то я ненавижу нынешнюю манеру кофепития: люди разгуливают с картонными стаканами, вмещающими аж целую пинту теплого, водянистого, слабенького пойла, причем только чтобы заказать его, черт возьми, вам понадобится слов двадцать всевозможных определений, да еще придется ответить штук на пять вопросов; из-за него целые улицы в Лондоне превратились в филиалы всяких там «Республик кофе», «Старбаксов», «Аромы», «Косты» и т. п. Но довольно об этом. Мистер Глатц подошел наконец к изложению сути своей просьбы.

— Мы наймем хорошего адвоката, — объяснил он, — представим дело так, будто байкер гнал на бешеной скорости, а там уже дело техники — немного везения, немного попутного ветра, как у нас говорят, и мы спасем Марка. Но, Кен, для этого нужно, чтобы вы забрали показания, потому что они нам как кость в горле. Если вы этого не сделаете, мы можем проиграть, ведь обвинение нас просто растопчет.

Я кивнул.

— Понятно, — сказал я.

Промелькнула странная мысль, тревожная и, удивительным образом, одновременно успокоительная. Конечно, пришедшее на ум казалось чудовищным и невероятным, однако что, если моя догадка все-таки верна?

— Простите, а деловые отношения, которые связывают вас с этим с Марком…

— Да, Кен?

— По шкале официальности они как — выше уровня воды, ниже?

Крис Глатц усмехнулся:

— В точку, Кен. Честно говоря, под самую ватерлинию.

— А если так, то что вы имели в виду, говоря, что с самого начала «за дело взялись не с того конца»?