– Спасибо, – отвечаю я и открываю ее. Достаю бинт, начинаю наматывать его на руку и, замечая уголком глаза, что Туне смотрит на кого-то, находящегося у меня за спиной, оборачиваюсь.
Через площадь к нам бегут Эмми и Роберт. Он несет все их вещи, и поэтому Эмми вырывается вперед. Наконец останавливается перед нами, тяжело дыша, вся в поту. Точно как и у Туне, на шее у нее болтается маска, напоминая жутковатое украшение.
– В чем дело? – спрашивает она. Ее взгляд прикован к задранной брючине Туне и распухшей ноге. – Что случилось?
– По их словам, она провалилась сквозь лестницу, – объясняет Макс.
– Это ты вызвала нас? – спрашивает Эмми у Туне.
Та непонимающе смотрит на нее.
– Я никого не вызывала.
– Но кто-то сделал это, – говорит Эмми. – Кто-то стонал по рации. От боли. – И смотрит на Роберта.
Туне засовывает руку в задний карман.
– У меня даже моей рации нет. Она, скорее всего, отлетела куда-то, когда я упала.
Эмми таращится на Роберта.
– Может, это мы и слышали? Наверное, она приземлилась на кнопку передачи при падении.
Роберт пожимает плечами, его карие беличьи глаза наполнены печалью.
– Пожалуй, – соглашается он. – Или она разбилась. В результате, наверное, в эфир пошел какой-то сигнал или что-то такое…
Эмми делает шаг вперед и садится так близко перед ногами Туне, что я теряю равновесие и слегка смещаюсь назад.
– Ты не против, если я прощупаю? – спрашивает она.
Туне пытается ответить, явно превозмогая боль:
– Алис уже…
Эмми, глядя на меня, говорит:
– Я закончила курсы по оказанию первой помощи.
Меня охватывает раздражение, но я понимаю состояние Туне и, поборов свою гордость, говорю:
– Действуй.
Щиколотка Туне уже опухла до предела.
Эмми осторожно трогает ее кончиками пальцев, и они погружаются в красную кожу. Затем бросает взгляд на Туне и бормочет «извини», когда та издает тихий стон.
– Ты принимала какое-нибудь обезболивающее? – спрашивает она.
Туне качает головой, и тогда вмешиваюсь я:
– У нее аллергия на болеутоляющие препараты. Это как-то связано с животом.
– Действительно? – спрашивает Эмми Туне.
Та кивает.
– У меня есть с собой немного виски, – говорит Эмми. – Ты можешь сделать несколько глотков. Допотопный способ снятия боли – но помогает.
Как ни странно, Туне криво улыбается, и Эмми оглядывается через плечо на Роберта, который молча направляется в сторону их автомобиля. Эмми же берет бинт из белой коробки и начинает с силой обматывать им лодыжку Туне.
– Я не могу понять, сломана она или вывихнута, – говорит она. – Но тугая повязка удержит все на своих местах. Пока, по крайней мере. – Закрепляет бинт маленькой булавкой, прилагавшейся к нему, и спрашивает: – Как твои дела?
– Я чувствую себя лучше, – отвечает Туне. Она больше не потеет; по-прежнему бледная, но лицо уже начинает розоветь. – Ничего страшного, выживу.
Эмми улыбается ей.
– Замечательно.
Я наблюдаю за общением этой парочки, и мной овладевает странное, не совсем приятное чувство, в котором к беспокойству примешивается нечто похожее на ревность. Прикусываю себе щеку.
Роберт возвращается с маленькой обшарпанной фляжкой Эмми, которую я уже видела накануне вечером. Туне с благодарностью принимает ее и делает несколько больших глотков. Лично я не уверена, что это хорошая идея, но воздерживаюсь от комментариев.
– О’кей, послушайте, – говорит Эмми и, поднимаясь, отряхивает руками грязь с коленей. – Может, нам взять паузу и успокоиться немного? Перекусим малость и обсудим, как нам действовать дальше.
– Верно, – поддерживает ее Роберт.
У меня такое чувство, что мне самой следовало сказать это; будто она украла мою реплику. Ведь это же я – руководитель проекта, а не она. Но Эмми уже пошла за всем необходимым для обеда, а Роберт последовал за ней. Реагировать поздно.
Я смотрю ей вслед, пока она идет к их фургону. Неприятное ощущение все еще не покидает меня.
Не могу вспомнить, слышала ли я сама какие-то звуки в своей рации. Уж в любом случае никаких стонов…
Но если они не слышали ничего, почему побежали назад? Откуда могли узнать о травме Туне?
Могла ли идти речь о чем-то помимо игры воображения?
Могли это быть Эмми и Роберт?
Но если так, то по какой причине?