Мертвый Город

Волна эмоций накрывает меня. Они не принадлежат мне, потому что я не могу испытывать такую радость от цвета собственной чешуи. Счастье переполняет меня, а могучее тело снова наполнено жизнью. Мне не нужно больше никого искать, преследовать, убивать и отбиваться от смертельно опасных тварей. При воспоминаниях о той дикой боли, что причиняли мне шустрые и назойливые существа с клешнями, становится неприятно. Но долг все гнал и гнал меня вперед, заставляя постоянно сражаться, прорываясь сквозь неисчислимых врагов. Я вспоминаю, как пытался стряхнуть их с себя, протираясь о большие камни, которых так много вокруг, но они оказывались очень непрочными и постоянно разрушались. Я не мог остановиться, не мог прекратить безумную охоту. Я убивал, и убивали меня. А сейчас я не хочу убивать это существо, немыслимым образом сложившееся пополам на чем-то угловатом. Я помню тот момент, когда чужая воля, гнавшая меня вперед, вдруг пропала, оставив пустоту. Потом пришла боль. Она была такой невыносимой, что я хотел только одного – умереть. А жаль, потому что я славно поохотился. Смутно помню, как появился этот двуногий – как он вообще передвигается таким образом?! – и что-то сделал, от чего мои мучения сразу прекратились. Вместо них появилась незнакомая до сих пор легкость. Мне кажется, что я стал даже сильнее, чем был, а чешуя – крепче и толще. И еще я стал белым!

Цепочка мыслеобразов продолжает мелькать в голове, вызывая чужую радость и счастье. Я с трудом отгоняю навязчивые мысли и вдруг ошарашено понимаю, какого рода связь установилась между мной и Стражем. Мысленный обмен информацией – это что-то до сих пор невиданное. Потрясенно пытаюсь сообразить, переварить, что это такое, и какие возможности дает, но чужие эмоции не дают сконцентрироваться. Теплая волна благодарности накрывает меня, прерывая попытку закрыться от чужого сознания. Я чувствую, как глупая улыбка расползается по моему лицу, и говорю вслух, обращаясь к Стражу:

– Еще у тебя голубые глаза, – и передаю ему мыслеобраз, как вижу его я: огромный змей-альбинос, со сверкающей на солнце, как горный снег, чешуей и светло-синими, как море у берегов Испании, глазами.

Однако я отдаю себе отчет в том, что передо мной не веселое и беззаботное существо, хотя именно так Страж себя сейчас ведет, а смертельно опасный, даже опаснее, чем был, хищник… И еще он мне безумно рад. Эта мысль снова сбивает меня с толку, даря новое и до сих пор незнакомое ощущение родства.

Высокое солнце ощутимо припекает голову, хотя по идее сейчас должен быть вечер. Я поднимаюсь со стула и пускаюсь в путь по появившейся тропе из заиндевевшей грязи. Страж не отстает от меня и даже пытается по-дружески толкнуть легонько. Как результат, я отлетаю на несколько метров и падаю на землю. Ловлю себя на мысли, что даже разозлиться не могу на змея и чувствую его острое сожаление от причиненной мне боли. Его яркие и чистые, как родниковая вода, мысли заставляют меня прикусить язык и не позволить выругаться даже про себя.

Серая громада приближается с каждым шагом, и спустя какое-то время я и следующий за мной Страж оказываемся рядом с неподвижно застывшим осьминогом. Бронированные створки век ползут вверх, и большие черные глаза смотрят сначала на меня, потом – на змея. Меня не оставляет уверенность, что никакого конфликта между ними не произойдет. Так и получается. Страж без признаков агрессии изучает головоногого, а тот так же внимательно глядит на змея. Через некоторое время осьминог закрывает глаза и более не обращает на нас внимания.

Мне остается совершить то, ради чего я до сих пор еще не покинул этот сон. Признаться, встреча со смертельно раненным змеем оказалась для меня неожиданной, потому что я считал, что с гибелью его создателя, Страж долго не протянет. Но как получилось, так получилось, и я ни о чем не жалею.

Поворачиваюсь спиной к болоту. Слева от меня – гигантский осьминог, справа – змей. Более чем странная компания, но я рад и ей. Бросаю на Стража мимолетный взгляд и машинально отмечаю, что его чешуя совершенно не испачкалась в грязи.

У меня нет времени, чтобы заниматься похоронами своих друзей, да они, собственно, и не нужны. Мои глаза смотрят на двадцатиэтажное здание. Даже с такого расстояния видна частая сеть трещин, покрывших его стены в тех местах, куда в смертельных судорогах бил змей. Повинуясь моей воле, трещины ширятся и расползаются по всему зданию. Мелкие, а потом все крупнее, осколки начинают сыпаться уже через несколько секунд, и вот уже стены разваливаются, поднимая в воздух тучи пыли. Порывы резкого ветра бьют мне в спину, они рвут и уносят прочь клубящуюся муть.

У меня нет времени на печаль и скорбь, да они и не совсем уместны. Но все равно лица друзей мелькают перед моим мысленным взором, снова и снова напоминая о том, что были живы. Они печалились, смеялись, злились, радовались. Они жили, и они умирали.