Мертвый Город

Ракетница в моей руке появляется, едва только я о ней думаю. Колеблюсь всего секунду, опасаясь, что тварь, сумевшая разрушить целое здание, сможет обнаружить меня по сигнальной ракете раньше друзей. Но, с другой стороны, вечно прятаться в этих руинах нельзя – время идет, а нам еще нужно найти зеленую дверь. Даже не мысль, а всего лишь ее отголосок, возникает где-то на периферии моего сознания при мысли о зеленой двери. Я пытаюсь ухватить ее, зацепить, напрягая память, и прикрываю глаза, чтобы легче… Тиски тупой боли даже не сдавливают, а вгрызаются в мозг, немилосердно сверля и долбя его, когда я силюсь вспомнить. У меня вырывается невольный стон, и я тотчас распахиваю глаза, надеясь, что и в этот раз этот нехитрый прием сработает. Он сработал. Не сразу, но боль отступила, оставив после себя странный звон в ушах, но и он вскоре исчезает. Делаю судорожный вдох – оказывается, я и не дышал – и обессилено откидываюсь спиной на стену. Страшно сушит горло. Я «достаю» бутылку с водой и выпиваю ее, не чувствуя вкуса. Ладно, нельзя так нельзя. Сейчас главное – найти друзей. Вскидываю руку с зажатой в ней ракетницей и жму на спуск. Хлопает, и, громко шипя, ввысь уносится ярко зеленая звездочка. Ракета достигает максимальной высоты и, оцарапав низкие тучи, зависает в воздухе на раскрытом маленьком парашюте. Ну вот, теперь нужно глядеть в оба. Вдруг раздается громкий шорох, но я успеваю увидеть взмывающую вверх неожиданно далеко ярко-желтую ракету. Мои друзья дали о себе знать, но последнее, что я сейчас сделаю – это отправлюсь к ним навстречу. Знакомое шипение с каким-то присвистом раздается совсем близко, и я, холодея от страха, понимаю, что тварь, по вине которой я совсем недавно оказался под завалом, находится по ту сторону стены, совсем рядом! Я даже чувствую, как бетонная поверхность, к которой сейчас прислоняюсь, едва ощутимо вздрагивает, когда исполинская туша монстра касается ее. Я уже догадываюсь, какой облик имеет та тварь за стеной, но сейчас это знание мне ничего не дает. Она слишком близко, а я не хочу рисковать. Если бы не мои ограниченные возможности, я бы, конечно, не стал таиться и атаковал существо, но, к сожалению, это не так, и мне остается только прятаться. Единственное, что меня радует – это то, что тварь, похоже, не чувствует или чувствует слабо мое присутствие, иначе вряд ли бы она стала медлить и попыталась меня достать. Что ей стоит развалить и эту стену, за которой я сейчас прячусь? Шипение умолкает, но шорох, напротив, звучит все громче и доносится уже, кажется, отовсюду. Каких же она размеров!? Только бы монстр не стал заглядывать сюда, пусть ползет себе дальше. Внезапно звук, сопровождающий движение монстра, утихает, и наступает неестественная тишина. Даже ветер, словно в испуге, не решается ее нарушить. Капля пота скатывается по лбу, пересекает переносицу и зависает на носу. Невероятно сильно хочется смахнуть ее. Так же, как и вытереть покрывшиеся испариной виски и скулы. Я открываю рот и вдыхаю воздух животом, чтобы даже так не выдать себя малейшим звуком.

Мне страшно, по-настоящему страшно. Я боюсь, что монстр меня обнаружит, а я не смогу даже толком защититься. Я боюсь собственного бессилия, боюсь за друзей, потому что тварь не кажется уязвимой и легкой жертвой. Я боюсь, что так и не смогу помочь Мише, своему другу, который пребывает в коме… От последней мысли у меня перехватывает дыхание. В этот момент, когда у меня по венам вместо крови бежит, кажется, чистый адреналин, когда напряженные секунды нервного ожидания растягиваются в минуты, когда время замедляет свой ход, собственное восприятие становится вдруг предельно четким и ясным. Это ощущение в чем-то схоже с тем, которое бывает, когда, находясь во взлетающем самолете, закладывает уши, и нужно лишь сглотнуть и приоткрыть рот, чтобы неприятный шум в голове пропал, а слух снова стал чистым и каким-то даже резким. Миша, мой друг из Хабаровска, сейчас пребывает в коме. Мое тело в данный момент находится в кровати на съемной квартире в Минске, куда я приехал из Киева в командировку… Еще воспоминания. Я Плетущий, я сдал свой экзамен пятнадцать лет назад. Еще… Жена и две девочки, мои дети… Искристый смех и лучи солнца, яркого и теплого…Воспоминания жестко обрываются, когда стена, к которой я прислоняюсь, едва заметно вздрагивает, а тишину этого мертвого места нарушает мощное шипение и скрежещущий шорох.