Мертвый город

Камни уже падают дождем. Несколько из них, к счастью, пролетает мимо. Однако большинство попадает в цель.

Крики Биргитты постепенно замолкают; она лишь тихо стонет, словно еще пытается вымолить себе пощаду.

По лицу Эльзы бегут слезы. Она не может смотреть на страшное зрелище и закрывает глаза.

– Прости. Прости. Прости меня, Биргитта. Прости, – повторяет она тихо.

Сейчас

В тишине я слышу странный звук со стороны входной двери. Он то затихает, то снова становится громче; это напоминает шум, издаваемый нашими радиостанциями.

Они лежат кучей на скамейке. Я беру одну из них – легкое, некрасивое, маленькое устройство из черной и желтой пластмассы. Покоясь на моей ладони, она напоминает огромную осу, готовую ужалить меня в любое мгновение.

Рация выключена, индикатор на ней не горит.

Я роняю ее. Слышу, как трещит пластмасса, ударяясь о каменный пол и раскалываясь на части.

«Как череп Макса, – думаю я. – Неужели это было столь же легко?»

Лихорадочно перебираю другие радиостанции плохо слушающимися пальцами. Ни на одной из них не горит индикатор. Все они мертвы.

Звук становится все громче. Это явно не радиопомехи; сейчас я понимаю, что слышу пение, которое, кажется, поднимается из самой земли и разносится ветром над Сильверщерном на закате дня.

Святой город примет их когда-нибудь,
Твердь небесная даст им приют.
Новый мир там они для себя обретут…

– Мы умрем здесь, – хрипло говорит Роберт. – Мы умрем здесь.

– Нет, – отвечаю я.

На моем языке привкус железа и крови, в ушах звенит песня, и Сильверщерн представляется мне петлей, которая вот-вот задушит нас.

– Нам надо идти. Мы не можем ждать полицию.

Роберт выглядит чуть ли не сонным. Это шок, понимаю я. Наверняка я тоже шокирована, но чувствую себя ужасно бодрой. Пожалуй, как никогда прежде.

– Ничего не получится, – мямлит он. Его тело словно уменьшилось в размерах. Широкие плечи поникли, руки болтаются по бокам подобно веревкам.

– Получится, – возражаю я. – Мы сейчас же отправимся в путь. Пойдем к автостраде. Я не знаю, кто это сделал, но не собираюсь оставаться здесь и ждать смерти. О’кей?

Роберт встречается со мной взглядом и кивает.

– О’кей.

Когда я бегу между домами, мне кажется, что сам город пытается сожрать нас, и каждое здание представляется мне головой кровожадного дракона, а распахнутая дверь – открытой пастью. Тихое пение исходит как бы из самой земли, эхом отдается в переулках, неотступно преследует меня.

Я уже не знаю, слышу его на самом деле или нет.

С этим местом что-то не так. Я не хочу больше оставаться здесь и пытаться выяснить, что же происходит в городке на самом деле.

Я не могу ждать, пока кто-то придет и спасет нас.

Зеленая дверь стоит чуть приоткрытой. Я с шумом распахиваю ее, вваливаюсь внутрь, останавливаюсь у лестницы и кричу:

– Туне!

Роберт входит вслед за мной в прихожую, все еще до конца не пришедший в себя, с блуждающим по сторонам пустым взглядом.

– Попробуй найти какую-нибудь емкость для воды, – говорю я ему. – Поищи на кухне. Если найдешь что-то съестное, тоже бери с собой.

Он кивает и направляется по указанному адресу, а я поднимаюсь по лестнице, преодолевая по две ступеньки зараз.

– Туне?..

Свет умирающего дня пробивается внутрь через окно и придает всем предметам в комнате красноватый оттенок. Распоротому покрывалу на кровати, покосившемуся бельевому шкафу, письменному столу, половым доскам. Испуганному лицу Туне.

Лезвие ножа сверкает в его лучах, подобно молнии, и, отражаясь от него, они слепят меня.

Человек, стоящий позади моей подруги и держащий кухонный нож у ее горла, ненамного выше Туне. Его лицо скрыто спутанными седыми волосами. Худая, белая старческая рука крепко держит ее за темные волосы сильными костлявыми пальцами, а другая прижимает длинное узкое лезвие к ее шее.

– Закрой дверь, – говорит он скрипучим высоким голосом.

Я медленно поворачиваюсь, чтобы закричать, но, наверное, чем-то выдаю свои намерения, поскольку тот же голос предупреждает меня:

– Только пикни, и я перережу ей горло.

Это сказано спокойно и деловито, и сейчас я понимаю, что передо мной пожилая женщина.

Закрываю дверь, и та захлопывается с тихим щелчком.

– Много вас? – спрашивает незнакомка, когда я поворачиваюсь к ней снова.

Я пытаюсь сглотнуть комок в горле. Голос не хочет меня слушаться.

– Только мы, – отвечаю я наконец.

– Ты и тот, другой, на первом этаже?

Крошечная надежда, еще остававшаяся у меня, поскольку я думала, что она не знает о Роберте, сейчас умирает, и я киваю.