И в день рождения Вальдриха все шло по давно заведенному и хорошо известному ему порядку. Когда он вошел в столовую, все сотрапезники были уже в сборе. Господин Бантес вышел ему навстречу с поздравлениями и вручил ему вексель, завернутый в шелковую бумагу. Это был хороший вексель, выписанный господином Бантесом на себя и оплачиваемый на предъявителя. Его примеру последовала госпожа Бантес. В ее руках была полная капитанская униформа шикарного покроя и со всеми принадлежностями. Следующей к нему подошла Фридерика с серебряной тарелкой: на ней лежало полдюжины изящных, вышитых ее собственной рукой шейных платков, а также письмо с большой печатью полка и надписью: «Капитану Георгу Вальдриху». Вскрыв конверт, обер-лейтенант обомлел, обнаружив внутри капитанский патент. Он давно ждал повышения, но не надеялся получить его так скоро. Вальдрих остался капитаном своей роты, а его находившегося в отпуске предшественника произвели в майоры.
«Но, милостивый государь капитан, — сказала Фридерика со свойственной ей одной очаровательной улыбкой, вы не станете на меня обижаться, не так ли? Я должна признаться, что письмо пришло неделю назад в ваше отсутствие, и я утаила его, чтобы приберечь до сегодняшнего дня. Наказание я и без того уже понесла достаточное: семь дней смертельного страха, что вы узнаете о своем повышении раньше и хватитесь этого письма».
Однако Вальдриху было вовсе не до обид: совершенно оторопевший, он не мог даже как следует поблагодарить остальных поздравлявших его и Вручавших подарки.
«Самое главное, — воскликнул довольный папа, — что новоиспеченного капитана оставляют с нами и с его ротой. Всю эту неделю я тоже испытывал нечто вроде смертельного страха и тому подобное из-за того, что Георг будет вынужден уйти от нас. Хе-хе, господин бухгалтер, ступайте-ка в погреб! Ступайте, говорю я вам, за номером девять — „Старым Неккаром“. Выдайте сейчас же господам офицерам роты дюжину бутылок; каждому унтер-офицеру, фельдфебелю, капралу и адмиралу — по бутылке и по полгульдена, а каждому рядовому — по полгульдена. И передайте, что господин обер-лейтенант будет теперь их капитаном. Пусть выпьют за его здоровье, но с комплиментами и тому подобным сегодня к нему не приставать. Завтра — ради Бога, сколько душе угодно!» Бухгалтер повиновался.
Никем за столом не осталось незамеченным, с какими нежными чувствами относился господин Бантес к своему бывшему питомцу. В приливе безудержного веселья он был неистощим на забавные выходки. Таким Вальдрих не видел его никогда, и это его по-настоящему растрогало.
«Ну, мой капиталистый капитанчик, — через стол прокричал ему бодрый старик, — видит Бог, я полагал, что вексель, который я вам дал, станет для вас неплохой копеечкой на дорожные расходы. Для этого он и был предназначен. Теперь же меня злит моя мелочность. Вам он не нужен. Я должен был дать вам кое-что посущественнее. Не забывайте о законе дома! Вы просите — и я выполняю. Итак, без церемоний, — выкладывайте! Требуйте чего хотите — я дам все! — пусть даже это будет мой новый замечательный белый парик или что-нибудь в этом роде!»
Глаза капитана увлажнились. Он пробормотал:
— Мне больше не о чем просить.
— Э, не говорите сгоряча! Такого момента в этом году может уже и не быть! — воскликнул старик.
— Тогда разрешите мне, папа, в знак благодарности сердечно расцеловать вас.
— Конечно, добрый ты мой мальчик, — об этом ты мог бы и не просить.
Оба одновременно сорвались с мест, обнялись и, растроганные до глубины души, долго не выпускали друг друга из объятий. На какое-то мгновение в комнате воцарилось молчание. Их взволнованность передалась Фридерике, ее матери и всем присутствовавшим. Неожиданное «ты», с которым господин Бантес обратился к капитану, прозвучало очень непривычно.
Господин Бантес, однако, раньше других оправился от волнения, сделал серьезное выражение лица и нарушил молчание: «Ну, хватит дурачиться! Давайте поговорим о чем-нибудь серьезном». Он поднял свой бокал и велел остальным последовать его примеру. Затем, чокнувшись с Вальдрихом, он произнес такую речь: «Где есть мужчина, там должна быть и женщина — и, следовательно, там, где есть капитан, не обойтись без капитанши! Так что пусть она подрастает, расцветает и зеленеет и тому подобное!»
Вальдрих не мог удержаться от смеха. «Пусть она будет честной, доброй и хозяйственной!» — добавила госпожа Бантес, чокаясь с ним бокалом. «Такой, как вы, мама,» — ответил капитан. «И еще самой любезной в этом мире», — сказала подошедшая к нему Фридерика. «Как вы, фрейлейн!» — с ответной любезностью сказал Вальдрих. Фридерика покачала головой и наполовину в шутку, наполовину всерьез погрозила пальчиком в его адрес: «Сегодня именинному принцу позволяется многое, за что в другое время… — (при этом она сделала рукой жест, изображая наказание непослушного ребенка), — не прощают!»