До смерти уставший, молодой художник упал на землю под деревом. А в каком состоянии был его лучший костюм! Но теперь это не имело для него никакого значения. Он достал свой этюдник, а из него — портрет Гертруды, и с грустью, не сводя глаз, стал всматриваться в дорогие ему черты девушки, к которой он, к своему ужасу, успел сильно привязаться.
В это время Арнольд услышал позади себя шорох листьев, собачий лай и, резко вскочив на ноги, увидел перед собой старою охотника, который с любопытством стал рассматривать этого странного, прилично одетого и в то же время так дико выглядевшего человека.
— Здравствуйте! — воскликнул Арнольд, безмерно обрадовавшись тому, что встретил здесь человека, при этом быстро пряча портрет в этюдник. — Вы словно откликнулись на мой зов, господин лесник, потому что мне показалось, что я заблудился.
— Гм, — сказал старик, — в это можно поверить, если учесть, что вы всю ночь провели в лесу, в то время как в получасе ходьбы отсюда, в Дильштете, есть хороший трактир. Но, черт возьми, вы выглядите так, будто вам пришлось сломя голову пробираться через колючки и болото!
— Вам хорошо знаком этот лес? — спросил Арнольд, прежде всего хотевший узнать, где же он все-таки находился.
— Еще бы не знаком! — засмеялся охотник, закуривая свою трубку.
— Как называется ближайшая деревня?
— Дильштет — как раз если идти отсюда напрямик. А если взобраться на тот невысокий холм, то можно даже увидеть ее.
— А как далеко отсюда до Гермельсхаузена?
— Докуда? — воскликнул охотник и испуганно вынул трубку изо рта.
— До Гермельсхаузена.
— Помилуй Бог! — сказал старик, пугливо оглянувшись по сторонам. — Лес я знаю достаточно хорошо. Однако на глубине скольких саженей под землей находится «проклятая» деревня, знает лишь Господь Бог, а нас с вами это не касается.
— «Проклятая» деревня? — удивленно воскликнул Арнольд.
— Ну да, Гермельсхаузен, — ответил охотник. — Как раз там, в болоте, где сейчас растут старые ивы и ольхи, она, говорят, стояла много сотен лет назад, после чего — неизвестно почему и куда — затонула и, как говорит предание, раз в сто лет в определенный день появляется снова — но не дай Бог честному христианину случайно забрести туда. Однако, возвращаясь к погоде, хочу заметить, что ночевка в лесу, кажется, была для вас не из самых приятных. Вы бледны как полотно. Ну-ка, глотните из этой бутылки — да побольше: это вам не повредит!
— Спасибо.
— Ну нет, этого недостаточно: сделайте хороший, тройной глоток, вот так — это хорошее вино… а теперь живей в трактир и в теплую постель!
— В Дильштет?
— Ну да, конечно, — ближе ничего нет.
— А Гермельсхаузен?
— Сделайте одолжение, не упоминайте об этой деревне хотя бы здесь, на этом месте. Пусть покойники отдыхают, в особенности те, которым неймется и которые иногда появляются среди живых.
— Но вчера эта деревня еще стояла здесь! — дрожащим голосом крикнул Арнольд. — Я был там: ел, пил и танцевал!
Охотник смерил молодого человека внимательным взглядом, потом, улыбнувшись, сказал:
— Но она
Вместо ответа Арнольд раскрыл свой этюдник и достал оттуда рисунок, сделанный им на кладбище.
— Знаете ли вы эту деревню?
— Нет, — покачав головой, сказал охотник, — таких низких колоколен нет нигде.
—
— Гм, нет! Что это за странное похоронное шествие нарисовали вы вверху?
Арнольд ничего не ответил ему, сунув листки обратно в этюдник. В эту минуту им овладело странное, щемящее чувство.
— Дорогу на Дильштет вы найдете, — добродушно сказал охотник, так как у него закралось подозрение, что у незнакомца не все в порядке с головой. — Однако, если хотите, я вас провожу туда: это мне не так уж и не по пути.
— Благодарю вас, — отказался Арнольд. — Здесь я уже сориентируюсь. Значит, только раз в сто лет появляется деревня?
— Так люди говорят, — ответил охотник, — а там кто знает, верно ли это?
Арнольд снова забросил на плечи свой ранец.
— Удачи вам, — сказал он, протягивая охотнику руку.
— Спасибо, — ответил лесничий. — Куда теперь направитесь?
— В Дильштет.
— Правильно: там, через косогор, вы снова выйдете на широкую проезжую дорогу.
Арнольд повернулся и медленно побрел своей дорогой. Только на вершине холма, с которого можно было видеть всю местность, он остановился и оглянулся назад.
«Прощай, Гертруда», — тихо пробормотал он, и, когда спускался вниз по косогору, по щекам у него текли слезы.
ИОГАНН АВГУСТ АПЕЛЬ
Пляска мертвецов