Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях

Девятнадцатого июня праздновали они день своего святого. Церковь в таких случаях великолепно украшали цветами — всегда только белыми, которые они целыми охапками рвали в своих цветниках. Издалека устремлялись сюда толпы местных жителей. Они разбивали лагерь на краю ущелья, отдыхали, зажигали восковые свечи и, распевая молитвы, при горящих факелах по тропинке в скалах совершали паломничество в церковь, где они ставили свечи, совершали молебен, жертвовали какую-то мелочь и уходили. С места своей стоянки они видели, как монахини зажигают все свечи в своей церкви и устраивают в честь своего святого маленький фейерверк. Чтобы позволить себе это, при своем состоянии, они вынуждены были, возможно, многие месяцы недоедать. Это были поистине святые женщины!

Следующим утром мое решение созрело. Я купил в этом жалком поселке кое-каких продуктов: козьего сыра, хлеба и несколько яиц — это было все, что мне удалось достать. Заказав еще несколько яиц, я упаковал весь фураж с моими рисовальными принадлежностями и, пообещав хозяину вернуться к ночи, отправился в дорогу, рассчитывая на то, что уже на рассвете следующего утра вернусь — если мне действительно разрешат срисовывать эту картину. Весь этот день я решил посвятить попытке, в неудаче которой я был почти уверен.

Так или иначе, я должен был попытаться. В противном случае я бы постоянно думал только о картине, упрекая себя в том, что упустил шанс. Я надеялся, срисовав картину, избавиться от чар, которыми она меня опутала.

После двух часов утомительного путешествия я снова стоял перед черными монастырскими воротами с красным крестом над ними, снова дергал за веревку колокольчика и, как и прежде, услышал в ответ его резкое, визгливое, леденящее душу звучание.

Я рассчитывал, что моя добрая знакомая — привратница — выразит хоть малейшее удивление по поводу моего возвращения. Но нет! Ни один мускул не дрогнул на ее белом, неподвижном лице. Ее взгляд был таким же пустым, и ее голос не выдавал ни малейшего намека на удивление, когда она, открывая мне, посмотрела на меня и, будто совершенно чужого, спросила:

— Что вам угодно?

— Я хотел бы видеть госпожу настоятельницу.

— Это невозможно, сударь.

— Почему невозможно?

— У нас нет комнаты для приема гостей, так как здесь не бывает посторонних.

Чтобы напомнить ей о нашем старом знакомстве, я ответил: «Это вы мне уже вчера говорили, добрая сестра Анжелика».

Однако, по-прежнему делая вид, что не узнает меня, она повторила: «Здесь не бывает посторонних, так что вы не сможете разговаривать с преподобной госпожой настоятельницей».

— И даже здесь, за воротами?

— Даже здесь.

— Тогда прошу вас передать преподобной госпоже настоятельнице мою просьбу и сказать ей, что я буду ждать ее ответа в церкви.

— Что вам угодно?

— Я художник и хотел бы, чтобы мне разрешили срисовывать картину на алтаре в церкви. Поскольку вход в церковь разрешен, мне, конечно же, не запретят какое-то время находиться там. Я никому не стану надоедать своим присутствием.

— Вы католик?

Поскольку она спросила меня так, будто не знала этого, я ей ответил:

— Я протестант.

— И вы хотите срисовывать образ на алтаре в католической церкви?

— Так как я к тому же художник… — и неожиданно для себя добавил: — может быть, Господь просветит меня.

— Может быть.

— Не могли бы вы теперь передать мою просьбу госпоже настоятельнице?

— Ожидайте!

— В церкви?

— Здесь, перед воротами.

Она собралась уходить. Тогда я добавил: «Скажите, что немецкий художник очень просит госпожу настоятельницу».

Передо мной щелкнул замок черной двери. Я стоял наедине с громадным крестом, окрашенным под цвет пролитой на нем Божией крови. Где-то подо мной, внизу, журчал горный ручей. Плеск воды, доносившийся до меня из черной бездны, напоминал приглушенное рыдание.

Мне пришлось долго ожидать ее перед закрытыми воротами: час, а то и больше. Дело затягивалось, и, мне следовало бы возвратиться назад. Однако что-то словно мистическими узами приковывало меня к этому месту. Одним словом, я остался.

Наконец я получил ответ. Он гласил: «Вы можете войти и можете срисовывать картину сколько угодно, если вы своим поведением не помешаете кому-нибудь в Божьем храме. Однако до вечерней молитвы вы должны покинуть церковь».

Я сказал:

— Передайте мою благодарность преподобной госпоже настоятельнице. Никто не услышит от меня и звука, и до отведенного мне времени я уйду отсюда.

— Я буду по мере потребности приносить вам вино. Кроме того, вы можете рассчитывать на тарелку супа — при условии, что есть вы будете перед церковью или здесь, перед воротами. Правда, наше гостеприимство рассчитано только на самые простые и умеренные вкусы.

— В любом случае доброта ее ко мне слишком велика. Я приму ее с глубокой благодарностью, если мне будет позволено внести пожертвование на бедных.

— Подавать бедным никому не запрещено.

— Значит, я могу остаться?

— Входите.

И я вошел…

Глава 10