Мертвый и живой

Она открыла заднюю дверцу, подтолкнула пса к заднему сиденью, снова села за руль. «Городского снайпера», стволом вниз, поставила у переднего пассажирского сиденья и только тут заметила, что пакеты с едой из «Акадианы» исчезли.

Через ветровое стекло она увидела Майкла, возвращающегося от стоящего у обочины мусорного контейнера.

– Что ты сделал? – набросилась она на него, когда он плюхнулся на переднее пассажирское сиденье и захлопнул дверцу.

– Большую часть мы съели.

– Но мы же не съели все. Еда в «Акадиане» вкусная до самой последней крошки.

– Запах мог бы свести собаку с ума.

– Мы бы могли ей что-то дать.

– Пища эта слишком жирная для собаки. Ее бы потом вырвало.

– Сначала идиотский рингтон Керли, теперь это!

Она включила передачу, сделала U-образный разворот, тело клона Бакли не переехала, перевела фары на ближний свет, вновь проехала по вышибленным воротам, надеясь не проколоть покрышки, повернула направо.

– Так что… пытка молчанием мне не грозит? – спросил Майкл.

– Считай, тебе повезло.

– Еще одна молитва услышана.

– У меня вопрос на сто тысяч долларов.

– У меня таких денег нет.

– Ты думаешь, я слишком много ем?

– Что и сколько ты ешь – не мое дело.

– Ты думаешь, у меня будет толстая задница?

– Гм-м.

На заднем сиденье собака радостно повизгивала. Наверное, в последнее время слышала слишком много речевок псевдолюдей, вот и обрадовалась нормальному человеческому разговору.

– Признайся. Ты тревожишься, что у меня будет толстая задница.

– Мне некогда думать о будущем твоей задницы.

– Ты запал на упругую задницу этой Джанет.

– Совсем и не запал. Просто отметил как красивое произведение природы. Ты бы то же самое сказала про красивую глицинию, если б она попалась тебе на глаза.

– Глицинию? Очень неудачное сравнение. И потом, люди Виктора – не произведения природы.

– Ты придираешься к каждому моему слову.

– Как ты хорошо знаешь, моя задница такая же округлая, как у нее, и даже более упругая.

– Верю тебе на слово.

– Ты должен верить мне на слово, потому что демонстрации не будет. Если ты бросишь четвертак мне на задницу, он подпрыгнет до потолка.

– Это любопытно.

– И вот что я тебе скажу, напарник, пройдет много времени, прежде чем у тебя появится шанс увидеть, как четвертак отскакивает от моей задницы.

– На всякий случай с этого самого момента у меня в кармане всегда будет лежать четвертак.

– И когда он отскочит от моей задницы, ты получишь на сдачу два десятика и пятачок.

– И что это означает?

– Понятия не имею.

– Два десятика и пятачок на сдачу, – повторил Майкл и рассмеялся.

Смех его оказался заразительным, и Герцог, услышав, как оба они смеются, начал еще громче повизгивать.

Через минуту Карсон вновь стала серьезной.

– Спасибо, дружище. Ты спас мою задницу от этого монстра, который выглядел, как Баки.

– Пустяки. Ты не раз спасала мою.

– Всякий раз, когда мы разделываемся с очередным Новым человеком, они, похоже, подбираются к нам все ближе.

– Да, но тем не менее мы разделываемся с ними, а не наоборот.

Глава 28

В четверть третьего утра, когда Девкалион, сидя за рабочим столом Виктора в главной лаборатории, закончил просмотр файлов, ему показалось, что он услышал далекий вскрик, жалобный, как вскрик потерявшегося ребенка.

Учитывая характер некоторых экспериментов, проводившихся в этом здании, крики, скорее всего, слышались тут часто. Вот и окна заложили кирпичом не только для того, чтобы в них не заглядывали посторонние. Кирпич отсекал и тревожащие звуки, которые могли долететь до проходящих мимо людей.

Сотрудники, подопытные, те, кто вышел из резервуаров сотворения, все без исключения были жертвами своего безумного бога, и Девкалион их жалел. Со временем он надеялся освободить их всех от боли и отчаяния, не по одному, как освободил Аннунсиату и Лестера, а, каким-то образом, всех вместе.

Но сейчас он не знал, как освободить их разом, а потому, после звонка Майкла, намеревался квантовым прыжком покинуть «Руки милосердия» и присоединиться к детективам. Не мог отвлекаться на те ужасы, которые творились сейчас в этом здании.

Когда вскрик повторился, более громкий и продолжительный, но по-прежнему далекий, Девкалион осознал, что не слышит в нем ни ужаса, ни физической боли, но не мог определить, что именно выражает этот крик.

Он постоял, прислушиваясь… и только тут понял, что уже поднялся со стула.

В тишине, последовавшей за вскриком, чувствовалось ожидание, как те, которые на секунду-другую обычно разделяют яростную вспышку молнии и раскат грома. Здесь, однако, звук пришел первым, пусть и слабый, но такой же ужасный, как самый громкий громовой раскат.

Девкалион ждал эквивалента вспышки, но через полминуты услышал лишь еще один вскрик.

По этому третьему вскрику Девкалион не смог определить его источник, но он напомнил ему крики, которые гигант слышал в неких снах, уже двести лет мучавших его. И снилась ему не та ночь, когда он ожил в первой лаборатории Виктора, а другие, более ужасные события, возможно, предшествующие его появлению на свет.

Девкалион пересек главную лабораторию, переступил порог, увидел, что коридор пуст.