Мертвый и живой

Он знал, где найти хозяйскую спальню. Эрика упомянула о ней, когда они поднимались по лестнице черного хода. Напротив парадной лестницы. Главный коридор. Напротив парадной лестницы.

На цыпочках, на цыпочках. По мягким коврам. Красивые ковры. Приятно, наверное, покружиться на таких мягких и красивых коврах.

«Нет! Не думать о кружении. Даже не думать об этом».

Парадная лестница слева. Высокая дверь из двух половинок справа. То самое место.

Остановившись у двери, взявшись за ручку, Джоко услышал приглушенный голос. Память Харкера подсказала – голос Виктора. У самой двери.

«Возможно, тебе хватает смелости на звонок, но ты боишься сказать мне все это в лицо», – сказал Виктор Гелиос.

Убийственная ярость охватила Джоко. Безгубый рот разошелся в отвратительной гримасе.

Джоко знал, что он скажет, когда набросится на Виктора. Яростно. Безжалостно. Он скажет: «Я – дитя Джонатана Харкера! Он умер, чтобы родить меня! Я – выродок, монстр от монстра! А теперь ты умрешь!»

Так много слов. Он попытался сократить тираду. Но ему действительно, действительно хотелось произнести ее полностью.

Он начал поворачивать ручку. Чтобы распахнуть дверь. Потом осознал. Нет оружия. У Джоко нет оружия.

Злясь уже на себя, Джоко отпустил ручку и не ворвался в хозяйскую спальню.

Глупо, глупо, глупо. Он сунул два пальца в ноздри. Дернул ко лбу. Дернул так сильно, что из глаз потекли слезы. Он этого заслужил.

Концентрация. Сохранять концентрацию.

Ему нужно оружие. Он знал, где его взять. Кухня. Нож.

На цыпочках, на цыпочках, быстро, по главному коридору. Снова мягкие ковры. Южный коридор. Вниз по лестнице черного хода.

* * *

– Меня зовут не миссис Дэнверс, – указала Кристине Эрика.

Домоправительница продолжала говорить с легким английским акцентом:

– Пожалуйста, миссис Дэнверс, я очень хочу избегать всякого рода недоразумений. Мы сможем ужиться в одном доме. Я уверена, что сможем, и мы должны. Я знаю, что хочу этого, ради Максима.

– Вы меня не узнаете? – спросила Эрика. – Что с вами не так? Вы не знаете, где находитесь?

Лицо Кристины страдальчески исказилось, губы задрожали, словно при проявлении эмоций, которые не были заложены в ее программу. Крепко прижимая книгу к груди, она, похоже, сумела взять себя в руки.

– Я – не такая хрупкая душа, какой могу показаться с первого взгляда, миссис Дэнверс.

– Эрика. Я – Эрика.

– Не пытайтесь убедить меня, что я схожу с ума. Меня тошнит от вашего коварства, – и она торопливо покинула библиотеку.

* * *

Проскользнуть, выдержать паузу, осмотреться. Проскользнуть, выдержать паузу, осмотреться. С лестницы, по коридору, на кухню.

Ох. На столике большая ваза с яблоками. Желтые яблоки. Красные яблоки.

Яблоки притягивали Джоко. Такие яркие. Не слишком большие. Он их хотел. Они должны принадлежать ему. Должны принадлежать. Яблоки, яблоки, яблоки. Не для еды. Для кое-чего лучшего.

Джоко выбрал три яблока. Два желтых, одно красное.

Начал жонглировать с двух яблок в правой руке, одного – в левой. Любил жонглировать. Не мог не жонглировать.

Он жонглировал и раньше. Камнями. Грецкими орехами. Двумя гнилыми лимонами и упаковкой вонючего сыра. Тремя крысиными черепами.

Яблоки – лучше всего. Яркие. Почти круглые. У Джоко получалось. Жонглируя, он мог даже прыгать.

Он запрыгал по кухне. Жонглируя. Жонглируя. Жалел о том, что на голове нет шутовского колпака. С колокольчиками.

* * *

– На свалке нас легион, мой дорогой психопат, – сообщила Виктору Эрика Четвертая. – Я могу прийти не одна.

– Только легион мертвых, – уточнил он. – И мертвые не восстанут вновь.

– Как и я, они были не совсем мертвые. Принятые за мертвых, но с оставшейся толикой жизни… а через какое-то время больше, чем с толикой.

Ручка повернулась в одну сторону, потом в другую. И уже почти минуту оставалась неподвижной.

– При свете факелов мы отнесем тебя в глубины свалки. И хотя похороним тебя живым, мы позабавимся с тобой перед погребением.

Ручка вновь повернулась.

* * *

Из библиотеки Кристина поспешила к парадной лестнице и поднялась на третий этаж. Сколько же можно? Максим должен поговорить с миссис Дэнверс. Ее преданность Ребекке уже не может характеризовать ее как верную служанку. Похоже, дело в другом. Скорее всего, от горя она тронулась умом.

Она распахнула дверь, шагнула в спальню, и на пороге ее любимый Максим (его предательство успело потрясти ее до того, как старшая домоправительница упала на пол) четыре раза выстрелил ей в грудь. Вот тут она осознала, что он убил и Ребекку.

* * *

Джоко, который жонглировал яблоками, прыгая по кухне, выронил их, когда прогремели выстрелы.

Нож. Он забыл про нож. Виктор ждал, чтобы его убили, а Джоко забыл про нож.

Он ударил себя по лицу. Ударил, ударил, ударил себя. Он заслужил, чтобы его ударяли в два раза больше. В три раза.

Один ящик, второй ящик, третий ящик… в пятом ящике ножи. Он выбрал большой. Очень острый.

На цыпочках, на цыпочках, из кухни в коридор.