Мертвый и живой

«Рукам милосердия» предстояло превратиться не в груду обугленных кирпичей. На месте лабораторного корпуса образовалось бы озеро однородной, словно остывшая вулканическая лава, субстанции, в которой судебные эксперты не нашли бы ни одного костного фрагмента или другого источника ДНК, пригодного для последующего анализа.

В чемодане содержалась вся база данных по экспериментам, когда-либо проведенным в «Руках милосердия», включая работы, которые велись в этот самый час.

На мониторе высветилось 6:55.

С чемоданом в руке Виктор поспешил к двери в коридор. Забыв про Хамелеона, забыв про сотрудников.

Он просто влюбился в горючий материал, которому предстояло вспыхнуть белым пламенем через считанные минуты, и гордился собой, заполучив его в таком количестве. Собственно, он оставил в компьютере благодарственное электронное письмо своему поставщику, самому тираническому из диктаторов планеты, в котором, в частности, написал: «…и если станет известно, что три ваши нации работали вместе, доводя до совершенства этот эффективный и надежный материал, дуракам и циникам этого мира придется забрать назад свои слова о том, что ваши страны неспособны на международное сотрудничество».

Столетия разочарований научили Виктора, что самым ужасным при внезапном перебазировании, обычно следующим за каким-то катастрофическим событием, является безвозвратная потеря корреспонденции и прочих памятных вещей, напоминающих о личностной стороне научного поиска. Далеко не всегда он работал тайно и в одиночестве. За эти годы он нашел немало друзей и неплохо проводил время в таких местах, как Куба, Венесуэла, Гаити и Советский Союз, где эти друзья радушно принимали его и обсуждали важные вопросы, связанные с увеличением продолжительности жизни. И в грядущем пожаре предстояло погибнуть столь многим этим сувенирам, что у него мог развиться сильнейший приступ ностальгии, если бы он слишком долго думал об этих потерях.

Когда Виктор выходил из лаборатории, его внимание привлекло что-то большое, находящееся в шестидесяти футах справа по коридору. Существо, размером с четырех людей, передвигалось на шести, будто у насекомого, лапах, только куда более мощных. А по всему телу этого существа то появлялись, то исчезали лица. Одно из них, правда, оставалось на месте, там, где у чудища располагалась голова, и лицо это чертами отдаленно напоминало Уэрнера.

И разговаривало чудище десятком или двумя десятками голосов, почему-то детских. Все они повторяли одно ненавистное Виктору слово: «Отец… отец… отец… отец…»

Глава 48

Эрика Пятая привела тролля в библиотеку.

– Вот это я нашла вчера, случайно.

Она сунула руку под полку и нажала на спрятанный там переключатель.

Секция полок, на деле оказавшаяся потайной дверью, повернулась на шарнирах-петлях. За дверью открылся коридор, освещенный вспыхнувшими под потолком лампами.

– Джоко это не нравится, – тролль покачал головой. – Ты хочешь знать мнение Джоко. Мнение – это плохо.

– Я хотела спросить тебя не о коридоре, а о том, что находится в другом его конце. Это более важно.

– Что находится в другом его конце?

Эрика уже переступала порог.

– Лучше увидеть, чем услышать от меня. Я приукрашу мое описание, как бы ни старалась не отклоняться от истины. Меня интересует твое непредвзятое мнение.

Джоко очень не хотелось следовать за Эрикой.

– Это страшно? Скажи Джоко правду.

– Немножко страшно, но только немножко.

– Это страшнее темной, сырой ливневой канавы, когда у тебя больше нет плюшевого медвежонка?

– Я никогда не сидела в ливневой канаве, но уверена, что там страшнее.

– Страшнее плюшевого медвежонка Джоко, полного пауков, которые ждут, когда он ляжет спать, чтобы забраться в его уши, сплести паутину в его мозгу и превратить его в раба пауков?

Эрика покачала головой.

– Нет, нет, разумеется, не так страшно.

– Хорошо! – воскликнул Джоко и тоже переступил порог.

Стены, пол и потолок коридора шириной в четыре фута изготовили из монолитного железобетона.

Потайная дверь, секция книжных полок, автоматически закрылась за троллем.

– Джоко очень, очень хочет шутовской колпак, – сказал он.

Коридор привел их к стальной двери. Ее удерживали на месте пять стальных, толщиной в дюйм, штырей-засовов: один – наверху, один – внизу, три – справа, напротив массивных петель.

– Что там заперто? – спросил Джоко. – Что-то такое, что может выйти? Что-то такое, что не должно выйти?

– Сейчас увидишь, – Эрика один за другим вытащила засовы из гнезд в дверной раме.

– Что-то за этой дверью побьет Джоко палкой?

– Нет. Ничего подобного.

– Что-то за этой дверью назовет Джоко выродком и забросает его собачьими какашками?

– Нет. Такого не случится.

Ее слова до конца Джоко не убедили.

Стальная дверь плавно открылась, тут же зажегся свет по другую ее сторону.

Еще один, длиной в двенадцать футов, коридор заканчивался такой же дверью.

По всей длине коридора из стен торчали металлические стержни. По ее левую руку – из меди, по правую – из другого металла, может, из стали, может, нет.

Коридор наполняло их мягкое жужжание.

– Ой-ей-ей! – заверещал тролль.