Нет, сказал ей Сан Саныч, это ересь. Истинно, истинно говорю вам, сказал он ей: не журналист освещает события, а
И Регина развернулась — во всю мощь своего воображения. Рамки? Цепи? Ограничивающие? Сковывающие? К чёрту! Сан Саныч велит делать то-то и то-то — и в том-то и том-то даёт ей свободу слова — и свободу заработка, — и она будет дурой набитой, если не использует то, что у неё есть от природы. То, что в ней пытались заглушить в университете.
Соединить рекламу питьевой воды с сюжетом о преуспевающей строительной компании — с тем самым, где надо брать у гендиректора интервью? Что ж, пусть директор выпьет стакан воды во время интервью. Не хочет? Ерунда, уговорим. Не поддаётся на уговоры? Заплатим. И поставим бутылку нужной воды ему на стол. Как необходимый для успешной коммерческой деятельности аксессуар. И бокал поставим. С логотипом этой же водомарки. Пусть бокал стоит возле его гендиректорских пальцев с золотыми перстнями, пусть вода служит символом успеха… Теперь все — актёры. И многим приятно себя чувствовать актёром. Участвовать в массовом розыгрыше. И зарабатывать тоже приятно. Думаете, гендиректор откажется от сотни долларов? Он же буржуа, он из-за этой сотни задавиться готов. «Знаешь, как делаются новости?» — многозначительно говорил Регине Сан Саныч, и подмигивал. О, она узнала. Они и вправду
Она ничего не помнила из университетской учёбы, но многое взяла из собственного детства — из той поры, когда никто, ни университет, ни школа, не мешал ей сочинять. И она поражалась тому, до какого совершенства довела своё журналистское мастерство. В её голове точно завелись полочки, с которых она мгновенно брала всё, что требовалось для развития запланированного сюжета. «Хорошая память», — говорил Сан Саныч. Скорее, порядок в памяти. Знаешь, куда положить и откуда взять. Лучше всякого компьютера.
С годами она стала делать репортажи в считанные минуты. Её скоростным рекордом — не место ли ему у Гиннеса? — было написание репортажного текста в две минуты. В сто двадцать секунд. Текста репортажа, длившегося по ТэВэ тоже две минуты.
Куда уж там Льву Толстому, писавшему «Войну и мир» семь лет!.. Телеоператор Коля сказал ей, что прочитал «Войну и мир» за неделю. Семь лет — и семь дней!.. А у неё — две минуты — и две минуты. Равенство зрителя и автора.
Чем меньше времени на сюжеты давал ей Сан Саныч, тем азартнее она бралась за эти сюжеты. Ещё меньше времени? Вот ты узнаешь, шеф, на что способна Регина Снежная!
Выезжая с Колей на съёмки, она уже прокручивала завязку сюжета, намечала кульминацию. Смотрела пиар-лист, находила опорные точки для рекламы. Потом представляла развязку — с непременным выходом на основной рекламный блок. Когда она прибывала на место, репортаж уже был готов. Могли быть, конечно, и творческие отступления, отклонения, — но самый стержень сюжетной композиции Регина никогда не меняла: не события определяли сюжет, а ею разработанный сюжет диктовал и порядок, и тон событий, и характеристики персонажей.
«Персонажи» начинали говорить с ней, но она останавливала их: «Господа, вопросы здесь задаю я. Лимит времени, господа». Если господа не хотели останавливаться, и говорили то, что сюжет разрушало, Регина помечала отснятые участки для «ножниц».