Мертвый остров

Оказалось, корабль был куплен в Германии и раньше именовался «Тюрингия». Водоизмещение 5100 тонн, команда 120 человек. Товарно-пассажирский пароход переделали под нужды тюремного ведомства. Из 102 кают первого и второго классов оставили лишь восемь. Чистая публика не желала объединяться с арестантами и выбирала гражданские суда. Тюремными пароходами пользовались только сахалинские отпускники да командированные. Зато много места выделили под третий класс. Несколько больших кают на десять пассажиров каждая помещались ближе к носу. Все остальное пространство заняла плавучая тюрьма. Нижнюю палубу перегородили решетками, разбив на четыре отделения. Внутри установили парусиновые рукава – по ним из вентиляционных труб поступал свежий воздух. В центре отделения – длинный стол; между иллюминаторами повесили икону. Вдоль стен и посередине – двухэтажные нары. Лыкова поразило, как низко расположены иллюминаторы. Казалось, если высунешься, то можно загребать воду рукой! Мичман успокоил сухопутного человека. В открытом море в тихую погоду да при килевой качке это не опасно. А у арестантов будет дополнительная вентиляция. При волнении иллюминаторы, конечно, задраят.

Алексея удивили трубы со множеством отверстий, поставленные в середине каждого отделения. Он решил, что это еще одна вытяжка, но Бирингтон пояснил:

– Устройство против бунтов. Мало ли… вдруг попадется такой рысак[11], что взбаламутит всех? Трубы соединены с паровым котлом. В случае неповиновения в них под давлением закачивается горячий пар. Достаточно открыть клапан, и любой бунт тут же прекратится…

Алексей покачал головой и колупнул одну из дырок пальцем.

– Иван Ефимович, а на «Петербурге» такое случалось? Устройство уж больно… зверское.

– Нет, Бог миловал. Но пусть оно будет. Мы рассказываем о нем арестантам в первый же день. И так, знаете, дисциплинирует!

– А конвой велик?

– Восемьдесят штыков. Живут здесь же, на трюмной палубе.

– Так и возите солдат туда-сюда через весь шарик? Оно же разорительно! На обратном пути охранять-то уже некого.

– Это предусмотрено. Караульную службу на всех тюремных пароходах несут матросы учебных экипажей Балтийского флота. Их после обучения пересылают во Владивосток, на формирование судовых команд Тихоокеанской эскадры. Пока плывут – караулят. Очень, кстати, этим обижаются.

– Что так? – удивился Таубе.

– Профессиональная гордость задета. Обычных матросов призывают по Сибири и Приморью. А из Кронштадта шлют белую кость: гальванеров, баталеров, механиков. Каждый второй – унтер-офицер. А тут каторжных карауль…

– Илья Ефимович, а где знаменитая параша? – поинтересовался опытный Лыков. – Почему я не вижу отхожих мест?

– Они наверху, на второй палубе. Иначе нельзя – не продохнешь.

– И как же ваши обритые пассажиры туда попадают?

– Ходят партиями, под конвоем.

– А умываться им полагается?

– Само собой! – обиделся мичман. – У нас вольный пароход, а не застенок! На шканцах сделаны особые площадки, к ним подведены рукава. Людей каждый день будут выводить туда для купания. Как войдем в тропические широты, это даст им большое облегчение. А питание арестанты получают из матросского котла! Ежедневная мясная порция, апельсины с бананами в южных морях и даже красное вино.

– Насчет вина, кажется, уже перебор, – осторожно заметил Таубе.

Но второй помощник капитана его не поддержал.

– Во-первых, вино рекомендовано докторами – в оздоровительных целях. В трюме тесно и жарко, а плыть в тропических широтах почти два месяца. Во-вторых, люди идут на большие страдания. Не приведи Господь угодить на этот остров! Пусть уж побалуются немного перед адом…

Мимо них с корзинами и узлами шли гурьбой пассажиры третьего класса. Почти все они здоровались с мичманом, как добрые знакомые.

– Это бывшие каторжники, а ныне торговые люди, – пояснил Иван Ефимович. – Сделавшись по отбытии срока крестьянами, они селятся на материке. Навечно, без права возвращения на родину. Но некоторые начинают заниматься коммерцией, снабжают Сахалин и весь Дальний Восток. Им выдают тогда так называемые проездные свидетельства, по которым можно приезжать в европейскую часть страны и даже в столицы. Надо же товары закупать!

– И не сбегают они в этих столицах, честно возвращаются обратно? – усомнился Алексей.

– Кто торгует по-крупному, не убежит. Поставку на Сахалин делать трудно, зато выгодно. Начальство поощряет хороших негоциантов, поскольку казна работает плохо. А если чего-то летом не привезут, то зимой уже не достать. Мелочь дотащат на собачьих упряжках по льду, а тяжести нельзя никак. Поэтому умелые и честные торговцы в авантаже. Их охотно нанимают своими представителями и крупные иностранные дома. Вон тот детина в палевом жакете держит в Александровском посту магазин фирмы Кунста и Альберта. Немчура им очень довольна!

После коммерсантов в коридор ввалилась большая толпа баб с малыми ребятами. Эти вели себя пришибленно и всем кланялись в пол. Напуганные дети не смели даже плакать. Мичман подозвал матроса и велел помочь бабам отыскать свои места. Проводил их взглядом и вздохнул:

– Кого жалко, так это их!