Мёртвый палец

Людовик-Флорентин де Минс-Фонбарре был родом из Намюра, обучался часовому мастерству, затем отправился путешествовать для необходимого усовершенствования, и наконец, в 1733 году, поселился в Авиньоне и женился. Счастье ему улыбнулось настолько, что он имел возможность, благодаря своему усердию и скромной жизни, составить себе довольно значительное состояние. Спустя два года после женитьбы, его жена обрадовала его рождением сына, а через пять лет и дочери. Вторая дочь, мертворожденная, стоила жизни матери. Это было единственное несчастье, постигшее Минса, но для него оно было так тяжело, что надолго подействовало угнетающим образом и на его душу, и на здоровье. Он слишком любил жену и никогда не мог забыть ее. С того самого дня, как она закрыла глаза, он, бывший до того человеком веселого нрава и светлого настроения духа, совсем переменился, по-видимому, навсегда отказался от всех радостей и удовольствий этого мира, и все свои помышления направил на одну цель — посвятить себя наилучшему воспитанию детей. Он решительно отказывался от всяких предложений вступить во второй брак, потому что никак не мог забыть своей жены. Затем, его пугала мысль, что у его детей будет мачеха; он был убежден, что ему не найти женщины, которая могла бы любить его ради его самого, а не ради его состояния, и в то же время так искренно любить его детей, как своих собственных. Минсу приходило на ум, что ему нередко, может быть, придется подвергаться большим неприятностям и защищать от жены детей. Поэтому он счел за лучшее отказаться от сомнительного счастья, и весь запас своей любви и нежности посвятил сыну и дочери, не поступаясь этими чувствами в пользу чуждой ему женщины. Итак, он стал жить с тех пор только для своих детей и делил свое время между работой и молитвой, посещая церковь так часто, как только ему позволяли его занятия; единственный отдых доставляла ему охота. Впрочем, весьма строгий в исполнении составленных себе правил жизни, он никогда не допустил бы, чтобы его дети не исполняли какого-нибудь предписания римско-католической церкви.

Ко времени нашего рассказа сыну часовщика было двадцать три года, а дочери восемнадцать. Первый, по имени Иосиф, был красивый и стройный молодой человек, совершенно походивший на отца и наружностью, и характером. Юлия же, напротив, походила больше на покойную мать, от которой к ней перешла кротость и любезность. Впрочем, она была первоклассной красавицей, и многие юноши страстно желали иметь ее своей женой, отказываясь даже от значительного приданого, на которое она могла от отца рассчитывать. Когда пронесся слух, что эта прекрасная девушка предназначена счастливцу Дюбуру, часовой мастер был завален множеством безымянных писем, представлявших Дюбура в высшей степени легкомысленным и даже развратным человеком и умолявших Минса отменить решение, исполнение которого будет иметь последствием несчастье его дочери. Часовщик прочел только два или три письма; убедившись, что во всех прочих говорится о том же, он стал бросать их в огонь. Но авторы этих писем все-таки достигли своей цели, и их предостережения не остались без внимания. Были ли содержавшиеся в письмах обвинения Дю-бура основательны или нет, Минс все-таки решился быть осторожным, исподтишка следить за образом жизни молодого человека и тщательно изучить его характер, прежде чем вручить ему ту, которая, наравне с сыном, была ему дороже всего на свете. Разумеется, он принял в уважение и мнение о Дюбуре самой Юлии, так что, в конце концов, этому последнему оставалось меньше надежды стать зятем Минса, чем он воображал. Но, может быть, его предположение все-таки осуществилось бы, потому что непринужденное обращение молодого кутилы, его неистощимая веселость, ключом бьющее остроумие остались не без влияния на отца Юлии и заставляли его мягче относиться к недостаткам Дюбура, чем бы это следовало.

Так как сам он о своих планах насчет замужества Юлии ничего не сообщал своему другу Альмарику, то никому, кроме Дюбура, не было известно, на чем, собственно, остановились дела. Этот последний, хотя и питал очень слабую надежду, тем не менее не упускал никакого случая, чтобы не рассказать о своем сватовстве.

Кроме сына и дочери, в семье часовых дел мастера проживала еще хорошенькая и деловитая девушка, на которой лежали второстепенные обязанности по хозяйству. Эта семнадцатилетняя девушка два года тому назад потеряла своих родителей и нашла приют у Минсов. Она всегда очень хвалила своих хозяев, не отзывалась о них иначе, как с величайшим уважением, и в разговоре с приятельницами говорила неодобрительно только о том, что дом часовщика очень походит на монастырь.