Мертвый сезон в агентстве

При том, что Елена Юрьевна была отличным доктором, хирургом, внешность ее поражала той яркой славянской красотой, которую обожали воспевать поэты и романисты теперь уже позапрошлого века. Роскошные светлые волосы, соболиные брови, большие серо-голубые глаза и царственная походка – великая княгиня, да и только!

Помимо собственной профессии, которая у нее занимала практически все основное время, госпожа Боярова имела и маленькое хобби – испытывала слабость к словотворчеству, прекрасно при этом понимая, что никакое издательство по собственной инициативе ее литературными упражнениями не заинтересуется. Скорее, это было нечто напоминающее дневник, зарисовки о тех людях, с которыми пересекались ее пути-дороги. Или, говоря словами старого князя Николая Болконского, напутствие потомкам: «Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу».

Немалое место в ее воспоминаниях занимала военная тематика – опять-таки люди, с которыми встречалась, кого оперировала, о ком слышала в Афгане и Чечне. Среди таковых, естественно, особое место занимали «русские волки», молва о которых дошла до ее ушей еще в Афгане, но встретиться с которыми довелось в Чечне.

Она в буквальном смысле вытащила с того света командира группы разведчиков майора Всеволода Голованова – у него было очень тяжелое ранение в живот. Вспоминая афганскую войну, Елена Юрьевна пробовала расспросить выздоравливающего под ее непрестанной опекой майора, но так и не сумела выдавить из него ни героических рассказов о рейдах в горах, про которые сочиняли легенды, ни вообще ничего стоящего внимания. Всеволод отнекивался, морщился, не желая вдаваться в ненужные, по его понятиям, россказни: мол, всякое случалось.

Столь же немногословными оказались и его друзья-разведчики, денно и нощно дежурившие у медсанчасти.

Позже, после Хасавюртовского соглашения, прошел слушок, что «русские волки», за головы которых были обещаны сумасшедшие деньги, собирались пришить генерала-миротворца. Но все это оказалось очередной легендой. Хотя было известно, что «волки» так и не явились получать боевые награды из рук того генерала. И этот случай еще больше пробудил интерес Елены Юрьевны.

Вернувшись в Москву, Боярова сделала попытку отыскать майора и его друзей, но ничего из этого не вышло: словно разведка залегла на дно – прочно и надолго.

И вот однажды зайдя с одним знакомым поэтом в Дом литераторов, она увидела Голованова и не поверила своим глазам.

Тут еще требуется короткое объяснение к некоторым поступкам Елены Юрьевны. Имея достаточно средств для широкой и вольготной жизни, она предпочитала оказывать некоторую посильную помощь людям творческого труда – писателям, поэтам, художникам. Говоря современным языком, часто спонсировала непризнанные таланты: у одного приобретала картину, другому помогала издать книжечку за свой счет, третьему устраивала хороший ужин в компании таких же голодных приятелей. Особо дорого это ей не стоило, но любое благодеяние, уверена была она, все равно зачтется – не в этой, так в грядущей жизни.

Так случилось, что и на этот раз она прихватила с собой одного подающего надежды поэта. Правда, подавал он их уже более двух десятков лет, но внешностью обладал вполне поэтической, а также практически всех знал и со всеми без всякой фамильярности был на «ты». Вполне типичное цедээловское явление – от первых букв Центрального Дома литераторов.

И вот тут-то, уже немного уставшая от похвальбы поэта, Елена Юрьевна увидела Севу, как звала его еще в Чечне. Он был с приятелями. Одного Боярова быстро вспомнила – невысокий, жилистый, белобрысый и синеглазый, он чаще других вертелся вокруг медсанчасти. Второй же, вальяжный и явно уверенный в себе, с красивой сединой на висках, был ей незнаком, хотя она могла бы поклясться, что где-то пересекалась с ним. Но где и при каких обстоятельствах – хоть убей, не вспомнить…

Троица присела за дальний столик, и к ним тут же подошел официант, видимо хорошо знавший кого-то из них. Разговор был почти приятельский, да и тема увлекательная – вероятно, обсуждали заказ.

Все трое были одеты у дорогого портного – уж это сразу определил наметанный глаз Бояровой. Значит, жизнь устроилась? Так надо понимать?

Елена Юрьевна задумалась и невольно пропустила момент, когда поэт ухитрился заложить лишнего.

– Шампанского! – вдруг рявкнул он, стукнув кулаком по столу.

Соседи стали оборачиваться, посмеиваться, а это совсем не входило в уже сложившиеся некоторые планы Елены Юрьевны. Она обернулась к соседнему столику, за которым лакомились фруктами два амбала, и кивнула им.

– В такси и бутылку на опохмелку, – сказала негромко.

Поэт хотел было уже привычно отключиться, но сильные руки охраны Бояровой ловко поставили его на ноги и быстро вывели из Дубового зала наружу. Никто и внимания на этот демарш не успел обратить.

Когда официант, приняв заказ, пошел на кухню, Елена Юрьевна знаком подозвала его. Тот был сама любезность:

– Слушаю, Елена Юрьевна.