Мертвый Шторм. Зарождение (СИ)

«12 июня — День России» — гласила пометка внизу календаря.

— А еще и День Единства Федерации, — пробормотал Павел.

Забавно смотреть на все это сейчас. Уже давно нет той страны, да и Федерации, наверное, тоже, а календарь каждый год стабильно сообщает о том, что сегодняшний день — красный.

Павел дожевал еще одну дольку и понял, что пора остановиться, иначе до полноценного завтрака он так и не доберется. Натянув на себя штаны и майку, Смолов вышел во двор и вдохнул свежий утренний воздух. Все-таки хорошо здесь! Радиоактивный фон разрушенных городов сюда практически не доходит. И хотя воду все равно приходилось чистить, хотя бы дышать тут можно было полной грудью без противогаза.

Пока Павел разжигал небольшой самодельный гриль во дворе для того, чтобы вскипятить воду в чайнике, он снова подумал о Казани. Интересно, как там сейчас обстоят дела? Получилось ли у них построить прекрасную Федерацию будущего без всего плохого и за все хорошее? Наверное, нет. Смолов не сомневался, что сейчас там поменялись только руководители, а в остальном почти наверняка человеческая жадность взяла верх, и все те ущемленные, кто бил себя в грудь, крича о несправедливости, сейчас сидят в Терра и смотрят на ту же самую несправедливость, только с другого ракурса. Наверное, прямо сейчас Вдовин готовится к пламенному обращению к своему народу с трибуны о том, сколько великих свершений они сделали за три прошедших года.

— Или не готовится, — с язвительной ухмылкой произнес Павел, поставил чайник на решетку и пошел к бочке с водой.

Ведь на самом деле далеко не факт, что сейчас в Казани вообще остался кто-то живой. За два года Пеньков, который использовал на себе боеголовку, вполне мог слететь с катушек и стать татарским Эпицентром, желающим творить свою «справедливость во благо мира». Может быть, именно сейчас весь центр города поглотили церберы, а остатки выживших сидят на крайних станциях и думают, как все это остановить.

Впрочем, если это так, они сами виноваты в этом. Павел их предупреждал, что ничем хорошим это не закончится. Он потому и не знал, получилось ли у них вообще свершить свою революцию, что, когда Катя направила на него ствол, он осознал, что никакие слова не помогут. У него был свой болезненный опыт, а у них свой. И, к сожалению, они противоречили друг другу.

Поэтому Павлу просто не хотелось в очередной раз проходить через последствия необдуманных решений, и когда этот Пеньков украл боеголовку, а байкеры рванули за ним, Смолов тут же собрал свои вещи и направился к выходу. Катя, как и обещала, последовала вместе с ним. Он обрадовался, что у него получилось донести до нее осознание того, что вся революция спокойно свершится и без ее участия. И пока поднимались на поверхность, Катя даже выразила слова благодарности за то, что Павел не стал мешать ее друзьям, и теперь она может быть спокойна, что у них точно все получится, и она сможет начать жить свободно вместе со Смоловым.

Однако, когда они уже добрались до «ренжа», спрятанного неподалеку от станции и начали загружать вещи, ее эмоциональное состояние резко изменилось. Она неожиданно замерла и резко произнесла:

— Прости, я не могу. Хочу, очень, но не могу.

— Чего? В смысле?

— Я только что неожиданно поняла, что должна увидеть, как все свершится. Мне это очень нужно, — в ее голосе послышалась какая-то отрешенность.

— Пять минут назад ты говорила, что согласна уехать и рада, что ты теперь свободна, а теперь снова хочешь вернуться назад?

— Я буду свободна только тогда, когда лично увижу крах его империи. И вообще, почему я не могу поменять решение? Ты, что ли, будешь решать за меня, какие решения мне принимать?

— Ты можешь принимать любые решения, и, если ты хочешь вернуться, я не буду тебя останавливать.

— Так пошли со мной. Пойдем покажем этой Федерации, кто тут настоящие герои, а кто трусливые крысы!

— Катя, что с тобой случилось?

— Ничего. Я просто не хочу бежать, поджав хвост.

— Ты не бежишь никуда, тебе вроде даже сам Вдовин сказал, чтобы ты ехала как можно дальше отсюда.

— Я передумала. И хочу, чтобы ты тоже передумал.

— Я не буду в этом участвовать. Однажды я чуть не погиб, пытаясь все исправить на своем поле боя, а на чужом я уже сделал все, что мог. И я, да и не только я, в общем-то, хочу, чтобы ты была в безопасности. Садись в машину, — он подошел к ней и взял ее за плечи, осторожно подталкивая к двери

— Нет! — она вырвалась. — Я никуда не поеду. И ты меня не сможешь увезти, даже не пытайся. Если ты хочешь, чтобы мы уехали вместе, мы сделаем это только после того, как я лично прикончу Хаматова!

— Что? В смысле? Зачем? — Смолов правда не понимал этой одержимости.

— Потому что он мой отец!