Вильсона, уже страдавшего депрессией, все это глубоко тревожило{66}. Он писал полковнику Хаусу: “Ощущаю, что бремя этой войны день ото дня становится почти невыносимым”{67}. Похожие чувства он выражал в письме к своему послу в Британии Уолтеру Хайнсу Пейджу. “Все это ярко стоит перед моим мысленным взором, до боли ярко, едва ли не с тех пор, как началась война, – писал он. – Полагаю, в мыслях и воображении у меня имеется вся картина, я рассматриваю ее со всех точек зрения. Мне приходится заставлять себя не задерживаться на ней подолгу, дабы избежать оцепенения того рода, что случается от глубоких дурных предчувствий и от привычки задерживаться на элементах слишком значительных, таких, что их покуда невозможно ни осмыслить, ни каким-то образом держать в узде”{68}.
Впрочем, в какой-то момент его печаль, казалось, утихла{69}. В ноябре 1914 года он приехал в Манхэттен – навестить полковника Хауса. Около девяти вечера друзья вышли из квартиры Хауса прогуляться, не скрываясь, но и не афишируя, что Президент Соединенных Штатов расхаживает по улицам Манхэттена. Они прошли по Пятьдесят третьей улице до Седьмой авеню, вышли на Бродвей, каким-то образом ухитрившись не привлечь внимания прохожих. Остановились послушать парочку уличных ораторов, но тут Вильсона узнали, и собралась масса народа. Вильсон с полковником Хаусом двинулись дальше, теперь за ними тянулась толпа нью-йоркцев. Друзья вошли в холл отеля “Уолдорф-Астория”, направились к лифту и попросили изумленного лифтера остановиться на одном из верхних этажей. Там они прошли до противоположного крыла здания, отыскали другой лифт и, спустившись в холл, покинули отель через боковую дверь.
Погуляв немного по Пятой авеню, они сели в автобус и доехали до дома Хауса на другом конце города. Какой бы бодрящей ни была эта эскапада, она не излечила Вильсона от чувства тревоги. Когда они вернулись, он признался Хаусу: во время прогулки он хотел, чтобы его убили.
В окружении этой тьмы Вильсону по-прежнему удавалось считать Америку последней великой надеждой мира. “Мы хорошо ладим со всем миром”, – сказал он в декабре 1914 года в своем ежегодном послании Конгрессу{70}. В январе он отправил полковника Хауса в Европу с неофициальной миссией, чтобы тот попытался выяснить, на каких условиях союзники и Центральные державы готовы начать мирные переговоры.
Хаус заказал себе билет на самый большой, самый быстроходный из трансатлантических лайнеров – “Лузитанию” и отправился в плавание под чужим именем. Когда корабль вошел в прибрежные воды Ирландии, тогдашний капитан корабля Дэниел Доу, следуя принятому в военное время правилу, поднял американский флаг в качестве ruse de guerre[1], чтобы защитить корабль от нападения германских субмарин{71}. Это поразило Хауса и вызвало на борту шумиху на борту, но прикрытие с помощью флага была сомнительной защитой: у Америки не было лайнеров подобного размера с таким характерным четырехтрубным силуэтом.
Этот случай подчеркнул давление со стороны сил, грозящих нарушить нейтралитет Америки. Боевые действия в Европе не вызывали больших тревог в Соединенных Штатах, ведь страна находится так далеко и надежно защищена своим океанским рвом. Величайшую опасность представляла собой новая, агрессивная подводная война, которую вела Германия.
В начале войны ни Германия, ни Британия не понимали, в чем состоит подлинная суть субмарин,{72} не осознавали, что они способны породить, как выразился Черчилль, “эту странную форму войны, доныне не известную человечеству”{73}.
Кажется, лишь несколько дальновидных людей поняли, что конструкция субмарины вызовет переворот в военно-морской стратегии{74}. Одним из них был Артур Конан Дойл, за полтора года до войны написавший рассказ (напечатанный лишь в июле 1914 года) о войне между Англией и воображаемой страной Норландией, “одной из самых малых европейских держав”. В рассказе, озаглавленном “Опасность!”, положение Норландии поначалу кажется безнадежным, однако у маленькой страны есть секретное оружие – флот, состоящий из восьми субмарин, которые дислоцируются у берегов Англии и готовы нападать на приближающиеся к ним торговые суда, как грузовые, так и пассажирские. В то время, когда Конан Дойл задумал этот сюжет, субмарины уже существовали, но командование британского и германского флотов считало, что пользы от них немного. Как бы то ни было, из-за норландских субмарин Британия оказывается на грани голода. В какой-то момент командующий подводным флотом, капитан Джон Сириус, без предупреждения выпускает торпеду и топит пассажирский лайнер “Олимпик”, судно компании “Уайт стар”. В конце концов Англия сдается. Нападение Сириуса вызвало у читателей сильнейший шок, поскольку “Олимпик” был настоящим кораблем. Его близнецом был “Титаник”, погибший задолго до того, как Конан Дойл написал свой рассказ.