— Билли, — мягко говорит Мики, — ты насильник. И извращенец. Нам надо знать точно, в чем состоит твое извращение.
— Требую немедленно прекратить, — огрызается адвокат.
На суде Нимс заявил недоверчивому жюри: «Детектив Воорт посягнул на мою жену!»
К тому времени как Воорт и Мики добираются до Сансет-парк — соседнего с домом Нимса — и оказываются на полдороге от его дома на площади Одиннадцатого сентября, сотовый звонит еще дважды и оба раза детектив Сантини спрашивает Воорта о людях, которых не может припомнить сам.
В этом районе проживают полицейские и пожарные, и для насильника, начинающего жизнь после освобождения, адрес довольно странный. Квартал представляет собой домики из дранки с ухоженными газонами за цепным ограждением. Существует правило — подходить к дому подозреваемого небрежно на случай, если тот наблюдает. Приветливо кивнуть мамашам, сидящим на ступеньках крыльца, и не обращать внимания на ребятню, раскатывающую на роликах по тротуару.
— Зайди с тыла, — говорит Воорт Мики.
Мики спешит по узкой аллее, которая отделяет зеленый деревянный дом Нимса от соседнего облицованного алюминиевыми щитами дома, а Воорт плюет на вновь загудевший сотовый и открывает калитку. Солнце припекает затылок. Из соображений безопасности Воорт вынимает свой новый «ЗИГ-зауэр».
«Нимс, 2-В», — гласит наклейка на почтовом ящике, а стрелочка рядом указывает на лестницу, поднимающуюся сбоку дома.
Здесь.
Он терпеть не может наружные лестницы — их видно сверху. Его двоюродный брат, офицер Стив Воорт, был ранен в ногу, когда поднимался по такой вот лестнице в Литл-Неке год назад.
По крайней мере в 2-В шторы задернуты, видит Воорт, проскальзывая вверх по лестнице с перилами. Сверху не доносится ни единого звука, кроме писка птенцов за дождевым желобом и пронзительного крика птицы-матери, которая кружит в небе.
Воорт стучит и не получает ответа.
Сердце начинает биться чаще, когда он стучит в окно. Шторы мешают видеть, что происходит внутри.
Потом замок все же щелкает и дверь распахивается. Нимс собственной персоной, чуть постаревший, седоватый и сильно растолстевший, стоит в дверях. На нем блеклый купальный халат и хлопковая пижама. Он сморкается в бумажное полотенце. Налитые кровью глаза расширяются, когда он узнает визитера.
— Это ты.
Позади Нимса в темной гостиной Воорт видит свистящий увлажнитель воздуха, телевизор, настроенный на канал «Нью-Йорк-1», скомканные одеяла на кушетке, которая выглядит чересчур короткой для мужчины. Из комнаты тянет затхлостью — смесь пота, пара и разогретого воздуха.
— Я бы заставил тебя пройти проверку на детекторе лжи, — надтреснуто произносит Нимс.
Он пытается сказать что-то еще, но его разбирает кашель и надежде Воорта приходит конец. Нимс сгибается пополам, из носа течет, и он вытирает ладонь о полу халата.
— Половина восьмого. Скажи мне, где ты был в это время сегодня утром, — говорит Воорт, зная, что с этим человеком церемонии ни к чему.
Нимс беззвучно смеется, живот под халатом колышется.
— Забавно, — произносит он еле слышно и болезненно. — По-твоему, я ее убил?
Смех переходит в еще более сильный приступ кашля. Придя в себя, Нимс говорит:
— Красивый браслетик. Моего приятеля по камере заставили носить такой же, когда выпустили.
Проклятый мобильник продолжает гудеть, но Воорт не обращает внимания, а солнце, кажется, еще жарче печет шею.
— Я ел суп — вот что я делал. Домовладелица заглянула и принесла мне гороховый суп. Немного лука, немного картошки, лущеный горох. Ты любишь гороховый суп?
Воорт, конечно, проверит сказанное, но чувствует, что это правда.
— А ордер имеется? Если нет — пойду смотреть тебя по телевизору, — говорит больной, захлопывая дверь, и Воорт снова слышит кашель.
Наконец Воорт берет трубку, и у него возникает дурное предчувствие — телефон звонит не ради справки. Теперь, когда невиновность Воорта вроде доказана, дела обещают принять еще худший оборот. И через мгновение предчувствие подтверждается, когда Ева говорит:
— Мы нашли еще одну записку, адресованную вам.
— И она означает еще один труп?
— Поезжайте в Центральный парк, вход с Пятой и Шестой авеню. Увидите полицейские машины. Я буду там.
«Я не отвечаю за это убийство. Это не должно иметь ко мне отношения».
Теперь уже два трупа, вероятно.
12.46.
На верхнем этаже престижного здания на углу Сороковой Западной и Пятьдесят седьмой улиц Манхэттена доктор философии Филипп Халл сидит, внимательно глядя на крыши из окна. Волнение растет, потому что лишь несколько минут отделяют его от самой приятной части дня.
«Не терпится увидеть ее», — думает он, когда зазвонил телефон.
— Сенатор на линии два, — говорит новая секретарша.
— Кто именно?
— Грэвиц, из Массачусетса.
— Я иду на деловую встречу. Позвоню ей ближе к вечеру, в любое удобное для нее время после трех.
Не успевает Халл повесить трубку, как телефон звонит снова. Типичное утро в режиме нон-стоп.