Мерзавец

Джо — подруга моего детства, которую я вижу каждое лето, приезжая домой. Мой отец ненавидит её, потому что она не «одна из нас», что на самом деле значит, что Джо ходит в обычную школу. Он даже как-то закрыл меня дома на две недели из-за дружбы с ней, пока Мона не сказала, что это может рассматриваться как элитарность, что я бросаю друзей детства, потому что они выходцы из рабочих. Я избегаю её, потому что она захочет узнать пикантные подробности о моей новой семье, а я не хочу выкладывать сплетни на тарелочку.

— Я позвоню ей.

Роуз протянула мне телефон и вышла из кухни:

— Мне надо заняться стиркой. Иди повеселись. Будь нормальным ребёнком.

— Я больше не ребёнок, Роуз, — говорю я, пятясь назад. — Я уже взрослая. Уже в течение месяца.

— Иди уже, — кричит она. — Ты можешь побыть взрослой, когда приедет твой отец.

Я пролистала историю вызовов в поисках номера Джо. К чёрту быть взрослой. До сих пор единственной хорошей вещью в совершеннолетии была, ну, ночь с Колтером.

ГЛАВА 7.

КОЛТЕР

— Ты серьёзно собираешься поехать в Нью-Гэмпшир на всё лето? Это намного хуже… где, чёрт возьми, та школа, в которую ты пойдёшь? — спрашивает Дэн, расправив свои плечи. Я едва могу слышать его сквозь шум от дерьмовой рок-группы в забегаловке в Северном Голливуде, куда настоял пойти Сет, чтобы мы могли «подцепить шлюх». Как будто в Малибу не было достаточно шлюх.

— Коннектикут, — отвечаю я ему, но он меня не слышит.

Поэтому я пытаюсь разобраться в себе. Два месяца назад Колтер заинтересовался бы этим, напивался и трахнул бы какую-то девушку, имя которой никогда не спросил бы и тем более не собирался запоминать. Дерьмо, нынешний Колтер практически грёбаный монах. Уже прошло две недели, когда я последний раз предпринимал какие-то действия. Не то чтобы я не пробовал. Просто после того поцелуя с Кэтрин в парке, когда она дала мне от ворот поворот и когда я был адски возбуждён, мне не хотелось снова ехать домой к её отцу. Так что я дрочил в гостиничном номере и смотрел телевизор. Офигенно.

— Чувак, — зовет Сет, — Нью-Гэмпшир?

— Ага. Я собираюсь туда на лето, — отвечаю я. — Трастовый фонд.

— Твоя долбаная мамочка, — кричит Сет. Он качает головой, наливая ещё один шот из бутылки, которая стоит на столе, а затем наполняет и мою рюмку. В моей голове уже стоит туман, и, на минутку задумавшись, я представляю завтрашнее похмелье. И какого хрена я поехал в это дешёвый бар в северном Голливуде. Но всё же я запрокидываю голову и залпом выпиваю шот.

— Она хочет быть Первой Леди, — кричу я.

— Блядь, — говорит Дэн рядом со мной. Его глаза налиты кровью, а зрачки расширены. — И за это она готова сосать президентский член.

— Закройся, — встаю я. — Ты вообще-то о моей матери говоришь. Я не хочу слышать это дерьмо.

Проталкиваюсь сквозь толпу людей, направляясь в сторону уборной. Я вернулся в Малибу спустя несколько дней, убегая как можно подальше от восточного побережья, от придурка сенатора и его Первой Леди, но прямо сейчас хочу убраться подальше от моих придурковатых друзей. Пробыв с ними уже несколько часов, я начал чувствовать себя словно долбаный школьник. Я просто должен вернуться в апартаменты своей матери на Манхэттене.

Когда я возврашаюсь, группа девочек, одетых в короткие топы, сидит за столом, а двое из них уже висят на Дэне и Сете, попивая алкоголь из бутылки. Дэн смотрит на меня.

— Продолжим у тебя, — говорит он.

Одна из девушек, чьи волосы покрашены в чёрный, а на кончиках в белый, вложила свою руку в мою. Слишком много макияжа на лице делали её намного старше. От неё разило выпивкой. В другой бы день я дал бы ей отсосать где-нибудь в туалете, но сейчас мне не нужно это, поэтому я отталкиваю её и качаю головой.

— Не сегодня.

Сет от такого ответа втянул воздух.

— Чувак, блядь, что стряслось?

Я не ответил. И вдруг уже чувствую себя трезвым, будто до этого не выпил эти четыре шота. Осознаю, что погряз в этом дерьме со своими друзьями, мои ботинки прилипли к полу, что чувствуется, словно на них тонна грязи, когда я встаю и делаю первый шаг.

— Позже, — кричу я, зная о том, что они даже не слышат меня, так как заняты своими кисками, поэтому просто ухожу.

На улице ловлю такси, которое везёт меня обратно к дому матери в Малибу. Он абсолютно пуст, поэтому я слышу, как эхо моих шагов разносится по всему пространству. Я как чёртов ребёнок кричу «привеееееет» просто для того, чтобы услышать в ответ эхо, а затем гнетущую тишину.

Это место выглядит нелепо. Всё белое: белые мраморные полы, белые стены, белый диван с хромированными ножками, стоящий на белом ковре. Такое чувство, что я в больнице, попытка Эллы всё «очистить».

Моя комната тоже стала изменённой: белая кровать, стоящая в комнате с белыми станами, что практически слепило. Я бы всю эту чистоту превратил в чёрный цвет, но, боюсь, мать не пошла бы на такой шаг.