Понадобилась секунда, чтобы осмотреть окружающую обстановку. Каюта парусника была крошечной. Едва хватало места, чтобы встать, а я была на несколько дюймов ниже Себастиана. Но здесь было уютно. Светлые оттенки дерева, хромированные поверхности, всепогодное ковровое покрытие, стол с диванчиком на двоих, камбуз, дверь, ведущая в небольшую спальню, и еще одна ‒ в ванную комнату. Не очень много, зато тепло, сухо и комфортно.
Проблема была в том, что я чувствовала себя ужасно, сбегая от Себастиана.
Он заставил меня чувствовать себя невероятно, а затем достойно справился с моей истерикой.
Черт возьми.
Я не могла остаться здесь, на этой маленькой лодке. Я хотела спрятаться от него, притвориться, что ничего не произошло. Хотела сидеть здесь, в этой каюте, и лечить свое разбитое сердце.
Боже, как больно.
Теперь, когда прошло немного времени после «Предательства», осмыслив его, я поняла, что измена Майкла и то, как я это выяснила, причинило острую и сильную боль. Гораздо большую, чем я предполагала. Это глубоко ранило меня, прошло сквозь кости до самой сущности моей души. Уничтожило все, что, по моему мнению, я знала; все, чего, по моему мнению, хотела в жизни. Подорвало мое доверие ко всем, а оно и так уже было в самой заднице благодаря предательству мамы.
Это причиняло столько боли.
Почему, Майкл? ПОЧЕМУ?
На этот вопрос не было простого или очевидного ответа.
Единственное, что было очевидно, так это то, как безумно меня привлекал Себастиан. Что не имело никакого смысла, и я не знала, что с этим делать, потому что хотела его больше, чем хотела когда-либо чего-либо, но мое гребанное сердце так чертовски болело, что я не решалась довериться, тем более парню, которого едва знала.
Очевидно, у моего либидо было другое мнение.
В этом не должно было участвовать мое сердце, только киска.
И груди.
И мой рот.
И руки.
И моя задница.
И каждый дюйм моего тела, который, я была уверена, он стал бы целовать. Внимательно и тщательно.
И, черт возьми, я этого хотела.
«Ты чувствуешь это? Это может быть внутри тебя. От чего ты почувствуешь себя невероятно. Заставит исчезнуть все это дерьмо. Ты хочешь этого. Это не должно быть сложным, Дрю. Все может быть просто, по-настоящему и хорошо. Так долго, как ты этого захочешь». Он на самом деле сказал об этом вслух. И это почти сработало. Потому что я этого захотела. Мне хотелось, чтобы все дерьмо исчезло. Хотелось забыть все, и я знала наверняка, как знала собственное имя, что Себастиан смог бы выполнить обещание. Он смог бы сделать так, чтобы я обо всем забыла.
Если я позволю ему.
Но мне не следовало этого делать.
Это было бы опрометчиво. Я бы заинтересовалась. Хотела бы от него большего. И даже если он был способен на большее, на то, чтобы поставить настоящие чувства на карту, я не была уверена, что была способна на это, не после того, что сделал Майкл. Плюс, это был его дом, а не мой. Мне пришлось бы вернуться в Сиэтл в какой-то момент, верно? Моя жизнь была там. Папа был там.
Майкл был там, но вот дерьмо, это был аргумент для другой газетной статьи.
Я ходила кругами и понимала это.
«Я могу сделать так, что ты почувствуешь себя хорошо, Дрю. Ты заслуживаешь, чтобы тебе было хорошо. Позволь мне стереть твои воспоминания».
Я могла бы разрешить ему это сделать. Могла бы перейти обратно через улицу и дать возможность Себастиану доставить мне удовольствие на какое-то время. А затем, когда я получу сполна, когда почувствую себя достаточно сильной, чтобы встретиться с Сиэтлом и перспективой начать все сначала без Майкла... я вернусь. Несколько дней, максимум.
Провести несколько дней, трахаясь с Себастианом, который сделает меня счастливой, а потом вернуться в Сиэтл.
Забыть Майкла.
Забыть Тани.
Забыть о неудавшейся свадьбе, опустошенных кредитках, о том, что я ушла с работы и что аренда моей квартиры заканчивалась в конце месяца, о том, что мне некуда идти.
Но ничего из этого не имело значения, верно? Не сейчас. Я была в Кетчикане на Аляске, вдали от всего этого дерьма, а через улицу находился сексуальный, как ад, мужчина, который хотел меня и который мог подарить мне несколько дней, полных лучших оргазмов в моей жизни.
К черту все, подумала я.