Мерзейшая мощь

— Именно. В человеке органическая жизнь произвела Разум. Она сделала свое дело. Больше она нам не нужна. Мы больше не нуждаемся в мире, кишащем жизнью. Его словно покрыла плесень. И мы избавимся от нее. Конечно, постепенно. Мы уже постигаем, как этого добиться. Мы учимся поддерживать разум без тела. Мы учимся поддерживать тело химическими веществами, а не мертвыми животными и растениями. Мы учимся воспроизводить себе подобных без совокупления.

— Ну, в этом радости мало… — улыбнулся первый ученый.

— Дорогой мой, вы уже отделили от деторождения то, что вы зовете радостью. Более того, сама ваша радость исчезает. Конечно, вы так не думаете. Но взгляните на ваших женщин. Больше половины фригидны! Видите? Сама природа начинает избавляться от анахронизмов. Когда они окончательно исчезнут, станет возможной истинная цивилизация. Если бы вы были крестьянином, вы бы это поняли. Станет ли кто пахать на быках? Нет, нет, здесь нужны волы. Пока существует пол и все, что с ним связано, порядка не будет. Когда человек отбросит его, человеком можно будет управлять.

Обед кончился и, вставая из-за стола, Филострато тихо сказал Марку:

— Сегодня в библиотеку не ходите. Понятно? Вы в опале. Зайдите ко мне, побеседуем.

Марк пошел за ним, удивляясь и радуясь, что, хотя он в немилости у самого ИО, Филострато остался ему верен. В кабинете, на втором этаже, Марк уселся у камина, но хозяин продолжал расхаживать из угла в угол.

— Мне очень неприятно, мой молодой друг, — начал он, — что вы испортили отношения с Уизером. Надо их снова наладить, понятно? Если он предлагает вам вызвать жену, то почему бы вам ее не вызвать?

— Я и не думал, — сказал Марк, — что ему это так важно.

— Это важно не ему, — уточнил итальянец. — Этого хочет Глава.

— Глава? — удивился Марк. — Так он же подставное лицо! А ему-то зачем моя жена?

— Вы ошибаетесь, — заметил Филострато, — он никак не подставное лицо.

Тон его был странен. Оба помолчали.

— То, что я говорил за обедом, — продолжил наконец профессор, — истинная правда.

— Нет, зачем Джайлсу моя жена? — настойчиво повторил Марк.

— Джайлсу? — переспросил Филострато. — Причем тут Джайлс? Я сказал вам, что за обедом говорил правду. Мы создаем стерильный мир. Чистый разум, чистые минералы, больше ничего. Что унижает человека? Рождение, соитие, смерть. По-видимому, мы сумеем освободить его от всего этого.

Марк стал сомневаться в том, нормален ли Филострато или хотя бы не пьян ли.

— Кстати, жене вашей я не придаю никакого значения, — заметил тот. — Что мне чьи-то жены? Вся эта сфера внушает мне отвращение. Но если ему это важно… Видите ли, друг мой, вся суть в том, собираетесь ли вы стать одним из нас.

— Я не совсем понимаю, — замялся Марк.

— Вы слишком далеко зашли, чтобы остаться в стороне. Вы — у перекрестка, друг мой. Если вы попытаетесь пойти назад, вас ждут неприятности, как этого глупца Хинджеста. Если же вы поистине объединитесь с нами — весь мир… что я — вся Вселенная лежит у ваших ног!

— Конечно, я хочу быть с вами, — промолвил Марк, все больше волнуясь.

— Глава полагает, что вы можете стать поистине нашим, если привезете свою жену. Вы нужны ему целиком, все — или ничего. Везите ее сюда. Она тоже должна быть нашей.

При этих словах Марка словно окатило холодной водой. И все же… все же здесь, сейчас, под взглядом блестящих глазок итальянца, он вообще не мог представить себе Джейн.

— Глава скажет это вам, — продолжал Филострато.

— Джайлс приехал? — осведомился Марк.

Филострато, не отвечая, отдернул гардину и включил свет. Туман рассеялся, поднялся ветер. Полная луна глядела на них. Казалось, на них катится мяч. Бескровный свет залил комнату.

— Вот он, мир чистоты, — сказал Филострато. — Голый камень — ни травы, ни лишайника, ни пылинки. Даже воздуха нет. Ничто не портится, не гниет. Горный пик — словно пика, острая игла, которая может пронзить ладонь. Под нею — черная тень, в тени — небывалый холод. Если же сделаешь шаг, выйдешь из тени, ослепительный свет режет зрение, словно скальпель, камень обжигает. Вы погибнете, конечно. Но и тогда не станете грязью. В несколько секунд вы станете кучкой пепла — чистым, белым порошком. Никакой ветер не развеет его, каждая мельчайшая пылинка останется на месте до конца света… но это бессмыслица. Вселенной нет конца.

— Да, — согласился Марк, глядя на луну. — Мертвый мир.

— Нет! — почти прошептал Филострато, даже прошелестел, хотя обычно голос у него был резкий. — Там есть жизнь.

— Мы это знаем? — спросил Марк.

— О, да, разумная жизнь. Внутри. Великая, чистая цивилизация. Они очистили свой мир, почти избавились от органической жизни.

— Как же…

— Им не нужно ни рождаться, ни умирать. Они сохраняют разум, сохраняют его живым, а органическое тело заменяют истинным чудом прикладной биохимии. Им не нужна органическая пища. Вам понятно? Они почти свободны от природы, они связаны с ней тонкой, очень тонкой нитью.

— Вы думаете, — спросил Марк, указывая на луну, — все это сделали они сами?

— Что же здесь странного? Если убрать растительность, не будет ни воздуха, ни воды.

— Зачем же это?