Мерзкая плоть

— Стоит ли, милочка, ведь ты сама видела, что они остались на моем туалете.

— Я могла ошибиться.

— Ты же сказала, что сама видела…

Их услышал капитан.

— Сколько ни плаваю, — сказал он, — до сих пор от этих миссионеров с души воротит.

— Слово из шести букв, — сказал первый помощник, — первые буквы «кб», означает «применяется при астрономических вычислениях».

— Не может быть, чтобы «кб», — сказал капитан, подумав.

Их услышал Цвет Нашей Молодежи.

— Как на первых вечерах в семнадцать лет, — сказала мисс Рансибл. — Тебя тошнит, а другие поют.

Их услышала миссис Хуп. «Хватит с меня теософии, — решила она. — Присмотрюсь-ка я, пожалуй, к католикам».

На корме, в салоне второго класса, где качка ощущалась сильнее всего, их услышали ангелы. Сами они уже давно перестали петь.

— Опять она за свое, — сказала Праведная Обида.

Один только мистер Фрабник лежал в безмятежном забытьи, и в мозгу его проплывали чарующие видения — нежные голоса, такие ласкающие, такие смиренные, и темные глаза цвета ночи, а формой как миндаль, над раскрашенными бумажными ширмами, и золотые фигурки, такие гибкие, пружинистые, принимающие столь неожиданные позы.

В курительной все еще пели, когда пароход, почти точно по расписанию, вошел в дуврский порт. И тут миссис Оранг, следуя своему неизменному правилу, пустила, так сказать, шапку по кругу и собрала около двух фунтов стерлингов, не считая собственных пяти шиллингов, которые ей, впрочем, возместил бармен. «Спасение души не идет впрок, когда дается бесплатно» — таково было ее любимое изречение.

Глава 2

— Что имеете предъявить?

— Крылья.

— Ношеные?

— Конечно.

— Тогда все в порядке. Проходите.

— Праведной Обиде всегда все улыбаются, — пожаловалась Стойкость Доброте. — А между прочим, хорошо опять очутиться на суше.

— Нетвердыми шагами, но с воскресшими надеждами пассажиры уже покинули пароход.

Отец Ротшильд помахал дипломатическим паспортом и исчез в огромном автомобиле, высланном его встретить. Остальные толкались со своими чемоданами у барьера, стараясь привлечь внимание таможенных чиновников и мечтая о чашке чаю.

— У меня припрятано полдюжины, высшей марки, — откровенничал журналист. — В такую погоду они обычно не придираются.

И правда, вскоре багаж его уже был погружен, а сам он с удобством устроился в вагоне первого класса (расходы его, само собой, оплачивала газета).

Адам дожидался своей очереди довольно долго.

— У меня только старая одежда и книги, — сказал он.

Это были опрометчивые слова — вялое равнодушие чиновника как ветром сдуло.

— Книги? А какие у вас книги, позвольте спросить?

— Смотрите сами.

— И посмотрю. Скажи пожалуйста, книги!

Адам, чуть не падая от усталости, расстегнул ремни и отпер чемодан.

— Так, — сказал таможенный грозно, словно подтвердились его худшие подозрения. — Книги у вас есть, это я вижу.

Одну за другой он стал доставать их из чемодана и складывать стопкой перед собой. На томик Данте он взглянул прямо-таки с отвращением.

— Французская? Так я и думал, небось сплошные пакости. Так, а теперь я проверю эти ваши книги (как это было сказано!) по своему списку. Министр внутренних дел — он насчет книг знаете какой строгий. Если мы не можем искоренить литературу у себя дома, мы можем хотя бы добиться, чтобы ее не ввозили к нам из-за границы. Это он сказал на днях в парламенте, и правильно сказал… Стоп, а это что, позвольте спросить?

Осторожно, точно опасаясь, что она вот-вот взорвется, он вытащил и положил перед собой толстую пачку исписанных на машинке листов.

— Это тоже книга, — сказал Адам. — Я ее сам только что написал. Это мои мемуары.

— Вот оно как? Ну, я их тоже захвачу к начальнику. И вы со мной проходите.

— Но мне нужно поспеть на поезд…

— Пошли, пошли, бывают вещи и похуже, чем опоздать на поезд, — намекнул он зловеще.

Они проследовали во внутреннее помещение, где стены были увешаны отобранной у пассажиров порнографией и какими-то инструментами непонятного назначения. Из соседней комнаты неслись вопли и визги мисс Рансибл, которую приняли за известную аферистку, промышляющую продажей контрабандных драгоценностей, и передали на предмет личного обыска двум свирепого вида досмотрщицам.

— Ну, что у вас там с книгами? — спросил начальник.

По длинному печатному списку, в котором первым значилось «Аристотель. Сочинения (иллюстрированное издание)», они сверили книги Адама, старательно, одну за другой, по складам читая заглавия.

Через кабинет прошла мисс Рансибл, на ходу манипулируя губной помадой и пудрой.

— Адам, миленький, как же я вас не видела на пароходе. Ой, если б я могла вам рассказать, что они там со мной делали… Где только не искали, это со стыда сгореть можно. Точно у врача, и такие злющие старухи, чем-то напоминают вдовствующих герцогинь. Как только попаду в Лондон, сейчас же позвоню всем министрам и во все до одной газеты и сообщу им такие подробности…

Начальник между тем читал рукопись Адама, время от времени издавая смешок, не то победоносный, не то язвительный, но, в общем, непритворно восхищенный.

— Прочитай-ка вот это, Берт, — сказал он. — Здорово закручено, а?