Мерзкие боги

Дальше последовали девушки, бросавшие за собой на землю цветы, по которым шли носильщики. Сразу же за ними шагал, опираясь на длинный деревянный посох, увитый падубом, жрец Мара2. Переживший многих сверстников старик двигался чинно, ровной спиной демонстрируя всем следовавшим за ним намерение прожить ещё не один десяток лет. За жрецом брели рыдающие плакальщицы, а дальше тянулась череда людей, выстроившаяся в соответствии со статусом и возрастом по значимости.

Процессия двинулась по улицам к месту за поселением, где было уже всё готово для погребального костра. Ставни и двери были заперты в домах, отчего они казались нежилыми. Над притолокой каждого из них висела связка можжевеловых веток для отпугивания злых духов.

Когда они проходили мимо Храма, Мудрый Дооку поднял взгляд, чтобы посмотреть на него. Работы теперь были остановлены, и оставалось неясным, каким образом и когда их удастся возобновить. Лучи катящегося по небосводу солнца разлились мягким светом по неотёсанным гранитным глыбам.

Место для сожжения было выбрано на возвышенности, откуда открывался вид на поселение. Здесь росли молодые берёзы, недавно подёрнувшиеся свежей весенней листвой, а по другую сторону склона начиналась Священная роща предков, за которой тянулся Костяной лес – страшное место, куда люди предпочитали не ходить.

У кострища, тщательно подготовленного к обряду, стояли две фигуры: Властный Ота и его супруга Лучезарная Ая. Оба они держали в руках цветы и внимательно следили за приближающимся шествием. Цепкий взгляд прищуренных синих глаз Оты был устремлён на носилки. Как только они оказались достаточно близко, чтобы различить золотую совиную маску, напряжение сошло с его лица. Он медленно вздохнул, и во всей его крепкой фигуре снова появилась привычная вальяжность. Теперь Ота мог позволить себе держать голову высоко, так, чтобы солнце играло на золотом обруче, чтобы все могли видеть его лицо.

Высокая и статная Лучезарная Ая стояла, словно вытесанное из белого камня изваяние. Её длинные волосы цвета льна были аккуратно убраны под головное покрывало в знак траура. Красивые тонкие черты лица сковало выражение грусти. Она первой пошла навстречу носилкам и положила цветы рядом с телом ещё до того, как их опустили на кострище.

Собравшиеся встали в круг, и Властный Ота начал свою речь. Он говорил долго и убедительно о том, что случилось, и что должно быть. Он говорил, что детям положено провожать своего Отца с почестями и уважением, ожидая его великого возвращения, как требует обычай. Он говорил много важных слов, и люди не смели поднять на него глаз, как не смели взглянуть на сияющую в солнечных лучах маску.

Мудрый Дооку же не сводил с неё взгляда. Он был единственным из присутствовавших, кто не убрал в траурный день волос, и они свободными прядями цвета ореха рассыпались по его плечам и спине. Вплетённые в них подвески время от времени тихо позвякивали на молодом ветру. На этот серебряный перезвон обратила своё внимание Лучезарная Ая, стоявшая рядом с ним.

– У тебя праздник, Дооку? – чуть слышно прошептала она, немного склонив голову набок.

– Как и у всех, – тихо ответил он, не отводя взгляда от тела бога Аки. – Смотри, как пышно празднуем, какие подношения, какая речь. А какая у виновника торжества маска! Не обзавестись ли и нам такими?

– Мы и так постоянно в масках, – проговорила она холодно, на чём их беседа и прекратилась.

Когда речь Властного Оты была окончена, процессия под возобновившиеся стенания плакальщиц двинулась к кострищу. Возле носилок оставлялись цветы вместе со словами прощания. По знаку жреца Мары от священной угольницы зажгли четыре факела, которые передали Властному Оте, Несокрушимому Нату, Мудрому Дооку и Речивому Тату. От их прикосновения и вспыхнул огонь, навсегда отделивший бога Аки от мира живых.

К вечеру с холмов стал спускаться туман. Он выбрался из-под кустов Костяного леса и, миновав место церемониального костра, пополз к жилищам людей. На улицах поселения теперь было тихо и безлюдно. Проводы окончились, дух бога Аки освободился от тела. Тщательно собранные останки по указанию Властного Оты отнесли в главный зал недостроенного Храма.

Мудрый Дооку стоял у окна. Стакан в его руке уже опустел и, заметив это, Несокрушимый Нат взял со стола бутылку, чтобы снова наполнить его на правах хозяина.

– Хватит уже пялиться туда, – сказал он отрывисто, подходя к гостю. – Что тебе не даёт покоя? Ты сам слышал, Ота обещал, что мы достроим Храм.

– Без Аки это будет всего лишь большой дом, – возразил Дооку. Он протянул стакан другу, и тот незамедлительно наполнил его тягучим красным вином. Богатый оттенками аромат медленно поплыл по комнате.

– Значит, будет дом, – голос Ната был безразличным. Он оставил бутылку на столе, а сам погрузился в большое плетёное кресло, выложенное подушками. Закинув ноги на табуретку, Несокрушимый прикрыл глаза. – Хорошо, что этот проклятый день подходит к концу.

– Ничего не изменится, – Дооку перевёл взгляд на собеседника, – пока мы не узнаем правду об Аки.