‑ Эх, грехи мои тяжкие. ‑ с кряхтением поднялся я. ‑ Пойдем, поговорим с местным ключником, авось даст.
‑ И ты мне дозволишь выйти на танцовище? ‑ восхищенно воскликнул Тумил.
‑ Чем бы дитя не тешилось... ‑ пробормотал в ответ я, и прихватил со стола свою котомку. ‑ Идем уже.
Управляющий дворцом (плюгавый мужичонка моих примерно лет) нашелся на хозяйственном дворе, возле дощатых пристроек к стене ‑ в них аккурат в это время сгружали с телег какие‑то мешки.
‑ Добрый день, достопочтенный. ‑ поприветствовал его я. ‑ Не уделите мне немного вашего времени?
‑ И вам, и вам доброго дня брат э‑э‑э‑э Прашнартра. ‑ ключник явно не забыл, что сразу по приезду я о чем‑то шептался с князьями и выяснил мое имечко у подчиненных, ну и вел себя, соответственно, подчеркнуто предупредительно. ‑ Чем могу быть вам полезен?
‑ Хотел узнать, нельзя ли у вас, исключительно на завтрашний день, позаимствовать э‑э‑э‑э бычий спотыкач. ‑ предельно вежливым (надеюсь) тоном поинтересовался я.
‑ Как, вы собираетесь участвовать в танце с быком? ‑ пораженно воскликнул управитель.
‑ Ну что вы, что вы, любезный, в наши‑то с вами годы из всех увеселений, в которых можно побыть не только зрителем, доступны лишь обжорство и пьянство, да и те в меру, дабы не было колик. Спатыч нужен моему послушнику. ‑ я указал на стоящего чуть в стороне и старающегося не отсвечивать Тумила.
‑ Отроку? ‑ ключник смерил парня недоверчивым взглядом. ‑ А не слишком ли он юн для такого?
‑ Нас с братьями отец с младенчества натаскивал, и редкой была ярмарка в Коруре, с которой кто‑то из нас не увозил домой хоть один из призов. И меня уже год как на танцовище там пускали. ‑ обиженным тоном заявил паренек.
‑ В Коруре? Я оттуда родом... ‑ вздохнул управляющий дворцом. ‑ Верно, слыхал я про твоего отца, мальчик?
‑ Может быть ‑ он был одним из лучших бычьих плясунов в молодости. ‑ пожал плечами тот.
‑ И как же зовут твоего почтенного папеньку?
‑ Князь Камил из Старой Башни. ‑ не без гордости ответил юнец.
‑Хм... ‑ ключник нахмурился, припоминая имя (неудивительно ‑ мелкопоместных князей и князьков в Ашшории как собак нерезаных), а потом вдруг изменился лицом и недоверчиво поглядел на Тумила. ‑ Камил Роголом?
‑ Он не очень любит, когда вспоминают его прозвище. ‑ мальчик слегка покривился. ‑ И, да, я знаю, что мы с ним не больно‑то похожи, и что я уродился в мать.
‑ Верю. В то что не любит прозвание ‑ верю. ‑ кивнул дворцовый завхоз. ‑ И в то, что ты его сын теперь верю тоже.
‑ Так что насчет нашей просьбы? ‑ вклинился в их милую беседу я.
‑ Ну, брат Прашнартра, для сына Роголома что‑то путное найдем. ‑ подмигнул мне ключник. ‑ Следуйте за мной.
Следовать пришлось недалече ‑ буквально пару дюжин локтей, до невысокой каменной башенки, имеющей форму усеченного конуса и нехилый замок на обитой железными полосами двери. Интересно, это что за дрянь такая, ихний бычий спотыкач, если его хранят в тех же условиях, что и оружие там всякое? Зелье особой токсичности, может быть?
А у них там греческий огонь какой на складе случаем не завалялся? Я бы взял, на всякий пожарный.
Управитель дворца, "почтенный Ханумец", как его называли граждане разгружающие, скрылся в башне, с пару‑тройку минут чем‑то там погремел, сдавленно матюкнулся, оглушительно чихнул и вновь появился на пороге ‑ уже с довольно длинным дерюжным свертком в руках.
‑ Вот, держи. ‑ вручил он свою ношу Тумилу. ‑ Как знал, что еще пригодится ‑ далеко не убирал. От прошлого командира гвардии наместника остался.
‑ А что с ним произошло? ‑ спросил я.
‑ Бык до смерти забодал. ‑ небрежно, как о чем‑то само собой разумеющемся сказал ключник.
Тумил развернул промасленную тряпку, и извлек на свет самую натуральную шпагу в ножнах. Я имею в виду ‑ действительно шпагу, как у мушкетеров из голливудского кино, с изящной витой гардой, а не те усохшие мечи с крестовиной, что юзали подлые миньоны Генриха III и прочие де Бюсси.
Стремянной, уже почти царский, выдвинул ромбовидный в сечении клинок в два пальца шириной и восхищенно присвистнул.
‑ Булатная сталь. ‑ прокомментировал Ханумец. ‑ Добрый спатыч, равно подходящий и для танца с быком, и для поединка в старой мирелской традиции.
Так, меня начинают терзать смутные сомнения на счет того, как эти самые танцульки проходят, если для них нужна шпага. Вот подсказывает мне что‑то теперь, что никакое это не комическое действо с упоенным до миролюбивого состояния и заплетающихся ног (чтобы чаще спотыкался) бычком ‑ то‑то и взнос за участие мне подозрительно большим показался.
Тумил аккуратно сложил на какие‑то козлы дерюгу и ножны, оставшись со спатычем в руке, а затем, внезапно, взорвался вихрем движений, прошел, приплясывая, вертясь как юла и плетя вокруг себя узор из стали, через половину двора, словно в неком диковинном и безумном танце, и остановился, замер в глубоком изящном выпаде опытного фехтовальщика.