Мерзкий старикашка (СИ)

— Ловко ты его, брат Прашнартра. — сказал мальчик. — Готов спорить, сегодня на ужин будет нечто невообразимое.

— Учись, покуда я живой. Знаешь, почему боги правят людьми?

— Ну… — послушник заколебался. — Они ведь боги, верно? У них могущество и все такое.

— Трое Святых не побоялись пойти против их воли, похитили у них Божественную искру чтобы разделить ее между людьми, и ничего им за это не было. Наоборот, сравнялись с богами.

— Ну это же Трое! — опешил паренек. — Как можно сравнивать?

— Запросто можно. — отрезал я. — Они тогда были обычными людьми. А ответ на мой вопрос предельно предельно прост, Тумил. Боги управляют людьми оттого, что большинство людей хочет, чтобы ими управляли. А известно тебе, о бестолковейший из послушников, отчего так много среди людей ересей и богохульства?

— Так уж и бестолковейший… — мальчишка закусил губу, призадумался, а потом ахнул пораженно: — Ты хочешь сказать, что они нами неправильно управляют?

— Скорее, очень неграмотно и бестолково. — кивнул я. — Вот сам погляди, в отличии от богов, указывать брату Трундналини что ему делать я не могу, однако стоило показать ему, что он чего-то хочет, и добиться желаемого вполне в состоянии, как тот ринулся сворачивать горы. В результате у нас, скорее всего, вечером будет роскошная трапеза.

— А что же мы будем делать с нашими запасами в котомке? — Тумил с хитрецой поглядел на меня. — Я бы мог продать их богомольцам в гостевых домах.

— Что толку в презренных монетах?.. — ответил я занудным тоном записного святоши, и, полюбовавшись пару мгновений вытянувшимся лицом пацана, добавил. — …если монеты эти — жалкие медяки? Припрячь-ка пока понадежнее. Только одеяло мое отдай.

Так вот и вышло, что отбытие брата Шаптура в блистательную Аарту, ко двору царя Кагена, было превращено в настоящее празднество. Не знаю уж, что за цитату Круврашпури подсунул Трундналини, но настоятель внял, причем не только внял, но и устроил торжественную службу в главном святилище монастыря, с вынесением к присутствующим Реликвии (что случается крайне редко), воскурениями благовоний, молитвенными песнопениями, принесением в жертву черного барана и церемониальным благословением виновника торжества. Короче, с религиозно-процессуальной стороны подстраховался по полной, дабы никто не мог сказать, что вина в неудаче Шаптура, уж коли он не справится, лежит на его непосредственном руководстве, пренебрегшем положенными ритуалами.

А затем у нас был праздник живота. Брат-кормилец со своими помощниками расстарался и превзошел самого себя как по обильности кушаний, так и по ассортименту. По вкусу сравнить никак не могу, раньше он этих блюд как-то не готовил, но братия чуть языки не попроглатывала. Мне даже обидно стало, что Лисапет такой сухостой и жрет мало: столько хавки в чужих мамонах зазря пропадает.

Когда заталкивать еду в себя впрок стало совсем уж невмоготу, я потихоньку выскользнул из трапезной, — общаться со мной, по старой памяти, никто особо до сих пор не рвался, — и сыто развалился на дворовой скамейке, любуясь последними солнечными лучами на горных вершинах.

— Ох, если в монастыре все торжества таковы, то жить тут можно. — неслышно подошедший Тумил плюхнулся рядом со мной и начал отдуваться с пережору.

Так-то он паренек сбитый крепко, но, как тот ежик из анекдота: сильный, очень сильный — но шибко легкий. В том смысле, что мелковат еще, и покуда не в состоянии соревноваться в чревоугодии со взрослыми.

— Всяко бывает. — уклончиво ответил я.

Зачем мальчика раньше времени расстраивать? Его и без меня найдется кому расстроить.

— Кушак ослабь, чтобы брюхо не передавливало. — посоветовал я.

— Угу. — он распустил узел и, привалившись спиной к стене, блаженно рыгнул. — Брат Прашнартра, а правда что перед принятием сана будущий монах неделю постится, и вкушает лишь сухари и воду, да и те, только на заре?

— Неправда. — искренне ответил я.

— Это хорошо. — вздохнул паренек.

— Спорное утверждение. — хмыкнул я, и начал загибать пальцы. — Во-первых, не только за неделю до принятия сана, но и три дня после него. Во-вторых, не сухари и воду, а воду и сушеный горох. Десять горошин в первый день поста, девять во второй, ну и так далее, до одной. В третьих, не только на заре, потому что проводит эти дни в пещерах под монастырем, и заря там, или же закат — под землей не разобрать. Да к тому же воды там хватает — прямо со стен и сочится, иной раз так и целыми ледяными ручейками.

Тумил покосился на меня, скорчил на мордашке выражение "пришел Ржевский и все опошлил", но ничего не сказал.

— Интересно, а когда брат Шаптур вернется, тоже ведь, наверное, празднество устроят? — спросил он, после недолгого молчания.

— Я бы не рассчитывал.

— Почему? — удивился парень.

— На то, что вернется, не рассчитывал бы. — ответил я, но, разглядев в глазах послушника недоумение, вздохнул, и пояснил свою мысль: — Если он царя не вылечит, его, скорее всего, или казнят, или упекут в обитель с самым живодерским уставом из существующих.

— А что же, в то что брат Шаптур его исцелит, ты, значит, не веришь? — поинтересовался Тумил.