Месье, сделайте мне больно

Причинять неприятности – у нее это хорошо получается. Я почувствовал это на собственной шкуре в прошлом месяце. Я возвращался с сеанса у Рауля Злибовика. Возможно, из-за того, что там я находился в том же положении, что и мои пациенты, мне в свой черед нужно было выдержать молчание, которому прежде их подвергал. Я испытывал что-то вроде превращения, перемещаясь с кресла, на кушетку, и потому эти сеансы всегда были чем-то мучительным. Вот почему в тот вечер я стремился поскорее вернуться под защиту своей квартиры. Но едва я вошел к себе, как зазвонил телефон.

Звонил Шапиро. Мы виделись накануне, я был удивлен, что он появился так скоро.

– Ты можешь приехать в комиссариат?

– Сейчас? Что происходит?

– Нет времени объяснять, – сказал он и повесил трубку.

С тех пор как мы знакомы – наша дружба началась в лицее – никогда он не обращался ко мне в таком тоне. Мне также не очень понравилась эта манера вызывать. Но любопытство пересилило, и я тут лее поехал узнать, в чем дело.

Его комиссариат находился в двух шагах от моего кабинета. Мы пользовались этим соседством, чтобы время от времени сходить вместе в ресторан пообедать. Там мы вспоминали молодость, размолвки с бывшими супругами (он тоже был разведен и имел ребенка), обсуждали последний модный фильм или политическую обстановку. Кроме него, у меня не было знакомых в полиции. Что касается его, то психоанализ возбуждал его любопытство, хотя он не позволял себе допрашивать меня, когда мои ответы приводили его в замешательство или раздражали. Этот интерес, иногда наивный, давал мне отдых от лакановских афоризмов, которыми пробавлялись некоторые из моих коллег на протяжении всего семинара, как если бы речь шла о магических формулах, которые давали им ключ к загадкам мира. Это, вероятно, была одна из причин, по которым я ценил его компанию, но на этот раз мне показалось, что наша встреча поневоле не будет дружеской.

Как только я пришел, он принял меня в своем кабинете.

– Я собираюсь задать тебе щекотливый вопрос, – сказал он смущенно.

Подняв телефонную трубку, он вызвал одного из подчиненных.

И минутами позже в дверном проеме появилась в сопровождении полицейского молодая женщина с коротко подстриженными белокурыми волосами, одетая в пальто из оцелота.

Я не смог сдержать жест удивления, узнав Ольгу Монтиньяк.

– Это одна из твоих пациенток, не так ли? – спросил Шапиро, после того как полицейский ее увел. И прибавил:

– Она воровка.

Я озадаченно смотрел на него:

– Как это, воровка?

– Воровка, это ясно? Мастер по краже с витрины. Она промышляет в универмаге Бернштейна. Знаешь, ювелирный магазин, вроде супермаркета, торгующего бриллиантами. Она знает это место как свои пять пальцев, должно быть, потратила уйму времени, изучая его. Кроме того, но это трудно доказать, у нее, несомненно, есть сообщницы среди продавщиц. Шум, музыка толпа заведующие отделами, капризные клиенты – к концу рабочего дня они уже не в себе. Ольга Монтиньяк пользуется этим, чтобы красть все, что попадает ей под руку. И никак не удается схватить ее! Если бы она не была буйной сумасшедшей, я назвал бы ее профессионалкой. Никакой грабитель не возвращается в магазин, где он был замечен. Только не она. Можно подумать, что ее возбуждает, что за ней по пятам гонится армия охранников. Она таскает их за собой через все отделы, и они совершенно теряются. Однажды она украла жемчужное ожерелье стоимостью двадцать тысяч франков, перекинув его через кассу и подобрав с другой стороны. Нужно было осмелиться. Когда это заметили, было слишком поздно. Ее слабость – часы. Преимущественно из золота или платины. Она их, вероятно, коллекционирует или сбывает по знакомым:

Он сделал паузу, чтобы зажечь сигарету, затем добавил:

– Изворотливая клептоманка, если хочешь. Но я думаю, что для тебя это не новость, она уже рассказывала тебе о своих подвигах.

Он ошибался, она никогда мне об этом не говорила. Я не мог опомниться. На сеансах Ольга говорила о грубости мужа, и никогда – о краже с витрины. Ничего, ни одного намека, оговорки, или колебания, которые бы меня насторожили. Что представляло собой некий подвиг, если верно, что кушетка – это опасное место, проситель правды, которому трудно не уступить. Если верить Шапиро, ей удалось обмануть бдительность не только охранников ювелирного магазина, но и мою собственную.

– То, что она мне рассказывает, составляет профессиональную тайну, – ответил я. – Сожалею, я не могу ничего тебе сообщить.

Он протянул мне газету, валявшуюся на его столе. На первой странице поместили фотографию человека лет пятидесяти, брюнета, на лицо довольно приятного. Внизу жирными буквами было написано:

«Уклонение от уплаты налогов, подделка счетов, расхищение имущества организаций – судья вызывает Макса Монтиньяка».

Мошенник и клептоманка – прекрасная пара, – сыронизировал он. – Я полагаю, что служебная тайна не допускает также, чтобы ты повторил, что она говорит о своем муже.

Такое поведение начало меня раздражать.

– Ты зачем, собственно, меня вызвал? Вместо того чтобы ходить вокруг да около, лучше бы сказал, о чем речь.