Мещане

Тетерев. Не знаю… Доктор будто сказал, что не опасна…

Eлена. Старики убиты… жалко их!

(Тетерев молча пожимает плечами.)

Степанида (бежит вон из комнаты). Батюшки! А про кухню-то забыла…

Елена. И отчего? Что случилось? Бедная Таня… как, должно быть, больно ей… (Морщится и вздрагивает.) Ведь это больно? Очень? Страшно?

Тетерев. Не знаю. Я никогда не пил нашатырного спирта…

Елена. Как вы можете шутить?

Тетерев. Я не шучу…

Елена (подходит к двери в комнату Петра, заглядывает в нее). А Пе… Петр Васильевич еще все там, у нее?

Тетерев. Очевидно… ибо он оттуда не выходил…

Елена (задумчиво). Воображаю, как на него это подействовало!.. (Пауза.) Когда я… когда мне случается видеть… что-нибудь подобное этому… я ощущаю в себе ненависть к несчастью…

Тетерев (улыбаясь). Это похвально…

Елена. Вы понимаете? Так бы вот схватила его, бросила себе под ноги и раздавила… всё, навсегда!

Тетерев. Несчастье?

Елена. Ну, да! Я его не боюсь, а именно – не-на-ви-жу! Я люблю жить весело, разнообразно, люблю видеть много людей… и я умею делать так, чтобы и мне и тем, кто около меня, жилось легко, радостно…

Тетерев. Паки похвально!

Елена. И – знаете что? Я вам покаюсь… я очень черствая… такая жесткая! Я ведь и людей несчастных не люблю… Понимаете – есть такие люди, которые всегда несчастны, что хотите, делайте с ними! Наденьте на голову такому человеку вместо шляпы – солнце, – что может быть великолепнее! – он все же будет ныть и жаловаться: «Ах, я так несчастен! я так одинок! Никто не обращает на меня внимания… Жизнь темна и скучна… Ох! Ах! Ой! Увы!..» Когда я вижу такого барина, то чувствую злое желание сделать его еще более несчастным…

Тетерев. Милая барыня! Я – тоже покаюсь… Терпеть не могу, когда женщины философствуют, но когда вы рассуждаете, – мне хочется целовать вам ручки…

Елена (лукаво и капризно). Только? И только тогда, когда рассуждаю?.. (Спохватясь.) Ай-ай-ай! Я шучу… дурачусь, тогда как там – страдает человек…

Тетерев (указывая на дверь стариков). И там страдает. И всюду, куда бы вы ни указали пальцем, – везде страдает человек! Такая уж у него привычка…

Елена. А все-таки ему больно….

Тетерев. Разумеется…

Елена. И нужно его пожалеть.

Тетерев. Не всегда… И едва ли даже когда-нибудь человека нужно пожалеть… Лучше – помочь ему.

Елена. Всем не поможешь… и, не пожалевши, – не поможешь…

Тетерев. Барыня! Я рассуждаю так: страдания – от желаний. В человеке есть желания, заслуживающие уважения, и есть желания, не заслуживающие такового. Помогите ему удовлетворить те желания тела, кои необходимы для того, чтоб он был здоров и силен, и те, которые, облагородив его, возвысят над скотом…

Елена (не слушая его). Может быть… может быть и так… Но что там делается? Что она – уснула? Так тихо… что-то шепчут… Старики тоже… ушли, забились в свой угол… Как это странно все! Вдруг – стоны, шум, крики, суета… и вдруг – тишина, неподвижность…

Тетерев. Жизнь! Покричат люди, устанут, замолчат… Отдохнут, – опять кричать будут. Здесь же, в этом доме, – все замирает особенно быстро… и крик боли и смех радости… Всякие потрясения для него – как удар палкой по луже грязи… И последним звуком всегда является крик пошлости, феи здешних мест. Торжествующая или озлобленная, здесь она всегда говорит последней…

Елена (задумчиво). Когда я жила в тюрьме… там было интереснее. Муж у меня был картежник… много пил, часто ездил на охоту. Город – уездный… люди в нем – какие-то… заштатные… Я была свободна, никуда не ходила, никого не принимала и жила с арестантами. Они меня любили, право… они ведь чудаки такие, если рассмотреть их поближе. Удивительно милые и простые люди, уверяю вас! Смотрю я на них, бывало, и мне кажется совершенно невероятным, что вот этот – убийца, этот – ограбил, этот… еще что-нибудь сделал. Спросишь иногда: «Ты убил?» – «Убил, матушка Елена Николавна, убил… что поделаешь?» И мне казалось, что он, этот убийца, взял на себя чужую вину… что он был только камнем, который брошен чужою силой… да. Я накупила им разных книжек, дала в каждую камеру шашки, карты… давала табак… и вино давала, только понемножку… На прогулках они играли в мяч, в городки, – совсем как дети, честное слово! Иногда я читала им смешные книжки, а они слушали и хохотали… как дети. Я купила птичек, клеток, и в каждой камере была своя птичка… они любили ее – как меня! И знаете, – им ужасно нравилось, когда я надевала что-нибудь яркое, – красную кофточку, желтую… уверяю вас, – они очень любят веселые, яркие цвета! И я нарочно одевалась для них как можно пестрее… (Вздохнув.) Славно было с ними! Я не заметила, как прошло три года… и когда мужа убила лошадь, я плакала не столько о нем, кажется, сколько о тюрьме… Было жалко уходить из нее… и арестанты тоже… им тоже было грустно… (Оглядывает комнату.) Здесь, в этом городе, мне живется хуже… в этом доме есть что-то… нехорошее. Не люди нехороши, а… что-то другое… Однако, знаете, мне стало грустно… Тяжело как-то… Вот мы с вами сидим, говорим… а там, может быть, умирает человек…

Тетерев (спокойно). И нам его не жалко…

Елена (быстро). Вам не жалко?..

Тетерев. И вам…