Мещане

Бегушева начинало уже все это забавлять.

- Да вы дайте читать вашему прежнему учителю, - посоветовал он ей, показывая на старичка.

- Готов, готов! - сказал тот.

Татьяна Васильевна, не меняя грустного выражения лица, пододвинула к нему свою тетрадь.

Старик зашамкал:

- "Терем князя. Вдали слышится пение: "Ах, подружки, отчего же нейдете вы в леса!.. Там грибов и ягод много!.. Наберите мне цветов душистых!.."

- Кузина, позвольте мне заметить, что эти стихи очень напоминают "Аскольдову могилу"{313}: "Ах, подруженьки, как грустно!.." - проговорил Бегушев.

- Напоминать хорошее всегда не мешает! - ответила она ему резко и просила старичка продолжать.

Тот продолжал; но только вдруг на одном очень поэтическом, по мнению Татьяны Васильевны, монологе начал кашлять, чихать и в заключение до того докашлялся, что заставил дам покраснеть и потупиться, а мужчин усмехнуться, и вместе с ними сам добродушно рассмеялся.

- Стар, чувствую это! - проговорил он.

- И мы тоже чувствуем! - подхватил Бегушев.

- Кузен! - прикрикнула на него, по обыкновению, Татьяна Васильевна.

- Позвольте мне читать! - предложил себя граф Хвостиков.

Татьяна Васильевна разрешила ему.

Граф, вследствие разнообразных способностей, присущих ему, дочитал драму толково и ясно.

Татьяна Васильевна несколько мгновений поджидала услышать мнение своих слушателей; но все они молчали.

- Как же вам, господа, понравилась моя драма? - спросила, наконец, она, поставив на карту свое авторское самолюбие.

- Драма превосходная! - сказал Бегушев; но по выражению его лица ясно было видно, какого рода была эта похвала, так что Татьяна Васильевна даже заметила это.

- Неправду говорите, - я вам не верю, - отнеслась она к нему, махнув рукой.

- И по-моему, драма превосходная! - подхватил старичок негромко, боясь еще раз раскашляться.

Долгов тщетно приискивал в голове своей, что бы такое сказать в одобрение драмы, но не находил того; конечно, тут был народ и старая Русь, но все это было как-то слабо связано.

- В драме есть единство, - заговорил критик, заламывая еще более назад свою голову. - Единство времени, места и действия, - дообъяснил он.

Долгов, видимо, хотел было возразить ему, но его перебил старичок восклицанием своим:

- Тут все есть!

- Все! - не опровергнул и граф Хвостиков.

Критик тоже против этого ничего не высказал.

В сущности, граф Хвостиков, встретившись накануне в театре с генералом, и посоветовал ему пригласить бывшего тоже там критика на чтение; сему же последнему шепнул, что это приглашают его в один очень аристократический дом.

- А что именно будут читать? - спросил равнодушно критик, но втайне обрадованный таким почетом.

- Драму хозяйки дома, и, разумеется, как дамское произведение, по законам вежливости надо будет расхвалить! - предупредил его Хвостиков.

- Можно! - согласился критик.

- Тем более, что за это можно будет и вознаграждение получить! добавил граф.

- И то недурно! - отозвался критик.

Все это они, как мы видели, и сделали отчасти. Актрисе между тем становилось невыносимо скучно посреди всего этого общества, и главным образом оттого, что курить было нельзя, а она обыкновенно целые дни не выпускала папироски изо рта.

- Чтение окончилось, и мы можем уехать? - сказала она, не вытерпев более, Офонькину.

Тот, помня золотой аксельбант генерала, ответил ей суровым взглядом. Актриса поняла его и не повторила более своего желания, а чтобы занять себя чем-нибудь, она начала разговаривать с критиком, хоть и зла была на него до невероятности, так как он недавно обругал в газете ее бенефис - за пьесу и за исполнение.

Татьяна Васильевна, в свою очередь, грустно размышляла: "Итак, вот ты, поэзия, на суд каких людей попадаешь!" Но тут же в утешение себе она припомнила слова своего отца-масона, который часто говаривал ей: "Дух наш посреди земной жизни замкнут, оскорбляем и бесславим!.. Терпи и помни, что им только одним и живет мир! Всем нужно страдать и стремиться воздвигнуть новый храм на развалинах старого!"

- Ваше высокопревосходительство, я есть хочу! - сказал Бегушев генералу - опять-таки с единственною целью побесить кузину.

- Сейчас! - отвечал тот протяжно и взглядывая в то же время на жену.

- Поди, узнай, готово ли там? - позволила ему Татьяна Васильевна.

Генерал с удовольствием пошел в столовую и, возвратясь оттуда, просил гостей пожаловать к ужину.

Все начали подниматься, за исключением актрисы, которая оставалась на своем месте, так что Татьяна Васильевна должна была лично к ней одной обратиться и проговорить:

- Прошу вас!

Актриса с заметной гримасой встала и нехотя пошла за хозяйкой, которая, как ни раздосадована была всеми этими ломаньями Чуйкиной, посадила ее опять рядом с собой, а по другую сторону Татьяны Васильевны поместился граф Хвостиков и стал ее просить позволить ему взять пьесу с собой, чтобы еще раз ее прочесть и сделать об ней заранее рекламу.

- И чтобы в этой рекламе раскритиковать и унизить мое детище, проговорила грустным голосом Татьяна Васильевна.

- Увидите! - воскликнул Хвостиков и отнесся скороговоркой к критику: Экземпляр пьесы мы будем иметь!