Хозяйка, наконец, вышла; она была еще в блузе и, не успев голову причесать хорошенько, надела чепчик и в этом наряде была очень интересна; но Грохов вовсе не заметил этого и только, при ее приходе, встал и очень почтительно раскланялся с ней.
- Здравствуйте! Что скажете хорошенького? - проговорила Домна Осиповна, садясь на диван и не без трепета в голосе.
Грохов тоже сел и, наклонив несколько голову свою вниз, начал с расстановкой:
- Я-с... получил... от вашего супруга письмо!
Домна Осиповна немного побледнела при этом.
- До меня касающееся? - спросила она.
- До вас, - отвечал Грохов, опять несколько протяжно.
- Что ж такое угодно ему писать обо мне? - спросила Домна Осиповна, стараясь придать насмешливый оттенок своему вопросу.
- Позвольте мне прочесть вам самое письмо, - сказал ей на это Грохов.
- Пожалуйста, - отвечала Домна Осиповна.
Грохов вынул из кармана письмо и принялся читать его ровным и монотонным голосом:
- "Почтеннейший Григорий Мартынович! Случилась черт знает какая оказия: третьего дня я получил от деда из Сибири письмо ругательное, как только можно себе вообразить, и все за то, что я разошелся с женой; если, пишет, я не сойдусь с ней, так он лишит меня наследства, а это штука, как сам ты знаешь, стоит миллионов пять серебром. Съезди, бога ради, к Домне Осиповне и упроси ее, чтобы она позволила приехать к ней жить, и жить только для виду. Пусть старый хрыч думает, что мы делаем по его".
Прочитав это, Грохов приостановился ненадолго, видимо, желая услышать мнение Домны Осиповны. Она же, в свою очередь, сидела бледная, как полотно.
- Нет, это невозможно! - произнесла она решительно.
- Отчего же? - спросил ее почти нежно и с живым участием Грохов.
Вопрос этот, по-видимому, удивил Домну Осиповну.
- С какой же стати я опять с ним буду жить? - сказала она.
- Да ведь для виду только! - объяснил ей Грохов.
- Сделайте милость, для виду!.. - воскликнула Домна Осиповна, голос ее принял какой-то даже ожесточенный тон. - Знаю я его очень хорошо, - он теперь говорит одно, а после будет говорить совсем другое.
Лицо Домны Осиповны горело при этом. Вероятно, в этом отношении она сохранила довольно сильные и неприятные воспоминания.
- Нет-с, он пишет - для виду только... - повторил Грохов.
Домна Осиповна взяла себя за голову и долгое время думала.
- Кто ж дедушке написал, что мы живем врознь?.. - спросила она.
- Старик пишет в письме, что Хмурин, богач этот здешний, приятель его, - отвечал Грохов.
Домна Осиповна прикусила язычок. Значит, она сама и виновата была во всем, потому что очень разоткровенничалась с Хмуриным.
- Если вы не съедетесь, пяти миллионов ваш супруг лишится, а это не безделица!.. - проговорил многозначительно Грохов.
Домна Осиповна перевела при этом тяжелое дыхание.
- Ненадолго хватит ему этих пяти миллионов, когда получит!.. Скоро их промотает на разных госпож своих! - проговорила она.
- О, нет-с!.. Зачем же?.. - возразил ей Грохов, как бы проникнувший в самую глубь ее мыслей. - Прежде всего он имеет в виду вас обеспечить! присовокупил он и снова начал читать письмо: - "Ежели Домна Осиповна окажет мне эту милость, то я сейчас же, как умрет старый хрен, выделю ей из его денег пятьсот тысяч".
Услыхав это, Домна Осиповна, как ни старалась, не могла скрыть своего волнения: у нее губы дрожали и грудь волновалась.
- Нет, это невозможно!.. - повторила она еще раз, беря себя за голову, но заметно уже не столь решительным тоном.
- Отчего же невозможно? - спросил ее опять с некоторою нежностью Грохов. Он как будто бы сам влюблен в нее был и умолял ее не быть к нему жестокою.
- А если уж я люблю другого? Я женщина, а не камень! - ответила Домна Осиповна, гордо взмахнув перед ним голову свою.
- Так что ж такое!.. Ну и господь с вами, любите! - успокоивал ее Грохов.
- Как, любите другого? - спросила его со строгостью Домна Осиповна.
- Так-с, любите! - сказал нисколько не смущенный ее вопросом Грохов. Супруг ваш предусмотрел это: "Надеюсь, - пишет он, - что она позволит мне привезти мою Глашу, и я тоже ни в чем ее не остановлю: пусть живет, как хочет!"
- Еще бы он меня остановил!.. - проговорила Домна Осиповна и усмехнулась не совсем естественным смехом.