- Никогда ты не можешь меня стеснить ни в чем! Завтра же извольте переезжать ко мне. Я тебе отведу твою прежнюю половину.
- Ах, помню я ее, - сказала Аделаида Ивановна и приостановилась ненадолго, как бы не решаясь докончить то, что ей хотелось сказать. - У меня со мной горничная здесь, Маремьяша, и ты, я думаю, знаешь, что мы не можем жить ни я без нее, ни она без меня, - объяснила она, наконец.
- Переезжай, конечно, и с Маремьяшей! - разрешил ей Бегушев, всегда, впрочем, терпеть не могший эту Маремьяшу и хорошо знавший, что это за птица.
- Вот за это merci, grand merci!* - произнесла старушка. - Но это еще не все, - продолжала она и при этом уж засмеялась добродушнейшим смехом, со мной также и мои болонки... их целый десяток... прехорошенькие всё!.. Я боюсь, что они тебя будут беспокоить!
______________
* спасибо, большое спасибо! (франц.).
- Чем они могут меня беспокоить, - вели только их держать на твоей половине!
- Конечно, на моей, - подхватила Аделаида Ивановна, - куда ж их, дурочек, сюда пускать, хоть я уверена, что когда ты их увидишь, особенно Партушку, ты полюбишь ее... она всеобщая любимица... я ее потому Парту и прозвала... comprenes vous?* Всюду и везде...
______________
* вы понимаете? (франц.).
Бегушеву отчасти становилось уж и скучно слушать сестру, но та, ободренная его ласковым приемом, разболталась до бесконечности.
- А Натали-то, Натали! - говорила она, грустно покачивая головой. - Кто бы мог подумать: какая цветущая, здоровая... у меня до сих пор сохранился ее портрет. - Аделаида Ивановна некогда принимала самое живое и искреннее участие в первой любви брата. - Если ты так добр, - продолжала она далее, что приглашаешь меня жить у тебя, то я буду с тобой совершенно откровенна: я приехала сюда, чтобы попугать некоторых господ и госпож! - Лицо старушки приняло при этом несколько лукавое выражение. - И теперь вот именно, в сию минуту, мне пришла мысль... Не знаю, одобришь ли ты ее!.. - рассуждала она. - Я думаю пригласить их сюда, к тебе в дом, и в присутствии твоем спрошу их, что когда же они мне заплатят?.. Что они тогда ответят, любопытно будет!..
Лицо Аделаиды Ивановны при этом дышало окончательным лукавством; она сама в себе, в совести своей, считала себя очень лукавою, в чем и каялась даже священнику, который каждый раз ее успокоивал, говоря: "Какие-с вы лукавые, не подобает вам думать того!"
- Ответят то же, что и не в моем присутствии, то есть обманут тебя! возразил ей Бегушев.
- О, нет, это не такие люди!.. В них point d'honnetir* очень силен; кроме того, тебя побоятся... Они очень тебя уважают и всё рассказывали мне, что часто встречали тебя за границей и что на водах, где они видели тебя, ты будто бы постоянно гулял с какой-то прехорошенькой дамой!
______________
* чувство чести (франц.).
И старушка засмеялась стыдливым смехом.
На этих словах Аделаиды Ивановны вдруг точно из-под земли вырос граф Хвостиков, который с самого еще утра, как только успел умыться и переодеться с дороги, отправился гулять по Москве.
В этом отношении граф Хвостиков представлял собою весьма любопытное психическое явление: где бы он ни поселялся или, точнее сказать, где бы ни поставлена была для него кровать - в собственной ли квартире, в гостинице ли, или в каком постороннем приютившем его доме, - он немедля начинал в этом месте чувствовать скуку непреодолимую и нестерпимое желание уйти куда-нибудь в гости!
В настоящем случае Хвостиков прямо продрал на Кузнецкий мост, где купил себе дюжину фуляровых платков с напечатанными на них нимфами, поглазел в окна магазинов живописи, зашел потом в кондитерскую к Трамбле, выпил там чашку шоколада, пробежал наскоро две - три газеты и начал ломать голову, куда бы ему пробраться с визитом. Зайти к кому-нибудь из мужчин он несколько стеснялся, заранее предчувствуя, что те, вероятно, слышавшие о его все-таки прикосновенности к делу Хмурина, будут сухи с ним. Гораздо приятнее было бы к даме какой-нибудь! "К Домне Осиповне, - чего же лучше!" - пришла ему вдруг счастливая мысль, и он, не откладывая времени, вышел из кондитерской, взял извозчика и покатил в Таганку; но там ему сказали, что Домна Осиповна переехала на Никитскую в свой большой дом. Графу Хвостикову было немножко это досадно, но он решился поставить на своем и на том же извозчике отправился на Никитскую. Его приняли. Проходя новое помещение Домны Осиповны, Хвостиков увидел, что оно было гораздо больше и с лучшим вкусом убрано, чем прежде. Квартиру эту для Олуховых планировал, отделывал и даже меблировал, по своему усмотрению, Янсутский. Домна Осиповна сидела в гостиной разодетая и подкрашенная. Графу Хвостикову Домна Осиповна почему-то очень обрадовалась.
- Здравствуйте, граф, садитесь и рассказывайте! - говорила она голосом, исполненным любопытства, и показывая ему на кресло возле себя.
Граф сел и в первые минуты не знал, как себя держать: веселым или печальным.
- Послушайте, - начала Домна Осиповна, - мне Янсутский писал, - не знаю даже, верить ли тому, - что будто бы Лиза скрылась от Тюменева?