В общем веселье не принимает участие лишь одна девочка, лет пяти. Она сидит прямо на траве, одетая в голубое платье, отороченное знаменитыми бельгийскими кружевами ручной работы, с высоким воротничком-стоечкой. На шее — золотая цепочка. В маленьких розовых ушках — небольшие бриллианты. Лицо ее ничего не выражает.
— А что у нас Машенька не играет? А? — спрашивает ее участливо атлетический чародей, с гипертрофированным участием склонив к ней свое бородатое лицо, дыхнув на девочку ароматом коктейля нескольких сортов вин, джина, текилы, водки и виски.
— Ну-ка, пойдем хоровод водить с нами? Пойдешь! Ребята! Давайте все вместе, дружно позовем Машеньку хоровод водить! Ма-шень-ка! Ма-шень-ка!!! Идем хоро…
Неожиданно девчушка сильно и метко, словно охотник-индеец, плюет в исполненное заботой лицо чародея и попадает ему точно в глаз.
— О-о-о-о-о-о-ууууууу! Как мне больно-о-о-о-о! А-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!! Больно мне, больно-о-о-о-о-о! — не то притворно, не то по-настоящему, уморительно начинает кружиться на месте чародей, схватившись за глаз. Детвора покатывается от смеха и валяется в траве. Девочка сидит без эмоций.
— Оставь ее в покое, Ермолай! — говорит волшебнику строго дама в белом брючном костюме с высокой прической «Бабетта» в стиле 60-х годов. — Весели лучше остальных детей. Усердствуй, Ермолай!
Она осматривает строгим, хозяйским взглядом свои просторы, «шуршащую», словно пчелы в улье, многочисленную дворню и, по-видимому, остается довольна. Потом глядит на маленькие часики, обрамленные драгоценными камнями, на почти готовые к празднику столы, и выражение довольства слетает с ее ухоженного лица и сменяется на маску досады.
— Где же шары, черт возьми? — она резко, словно солдат роты почетного караула, разворачивается и направляется к замку.
— Папенька прилетел! — говорит негромко, но отчетливо девочка, низким голосом, поднимается с травы и уверенно идет к воротам.
— Маша! Не ходи к нему! — мгновенно остановившись, строго кричит ей во след женщина в белом брючном костюме. — Четвертый, проследи за ней! — скомандовала она в невидимый микрофон. Но девочка, не слыша ее, словно робот, продолжает свое движение к забору. За ней в десяти метрах следует аккуратный секьюрити в черном костюме дипломата.
— Представляешь, сучка какая! Прямо в глаз попала жвачкой! — тихонько поябедничал фее оскорбленный и униженный чародей, в раздражении скидывая колдовской колпак.
— Да не три ты его! — убрала руку мага от глаза фея, — Дай-ка посмотрю! Ни хуя себе!!!!! Какой потрясающе точный плевок! Вот так именинница!
— Ну, что сидишь? Наливввваай! Едренть! Люди наивно полагают, что некие ольмеки передали майянцам свои знания и календарь. Ольмеки! Я смеюсь: ха-ха-ха-ха! О-э-у-ю-у-у-у-у-у-ук! Кто такие ольмеки? Откуда у них, полуобезьян, живущих стадом, на уровне первобытной общины, знания о космосе?? Никакие не ольмеки, а мы! Хотя, какая разница? Русский безумец Юрий Кнорозов открыл миру язык майя, и сразу началась паника. Он ввел их в заблуждение. Сознательно или нет, уже не просчитаешь. У майя было куча календарей: для земледельцев, для оракулов, для рыбаков, для духовной знати. Да кто они вообще такие — эти майя? Почему все думают, что они обладают какими-то космическими знаниями?