Мешок историй про шалого малого

— Я не скоро вернусь, дочка.

— Пшел вон, я сказала! — взвизгнула женщина.

Олег уныло поплелся прочь, на ходу снимая пиджак и бросая его прямо на газон.

— Скоты! — покачала головой Ольга и крикнула уже на слугу, — Что стоишь? Наливай!

— Зачем ты на всех кричишь? — тихо спросил Сашка, — можно ведь спокойно. Почему ты такая злая? У тебя все есть! Ты богата. Можешь покупать дорогие вещи, путешествовать… Ты же хотела… Вот Олега обидела. Ты же спишь с ним?

— Пап, ты когда вернешься? — дергала за рукав отца девочка.

— Это мое дело! Понял? — покраснела Ольга.

— Я вернусь не скоро. Вернее, я не знаю, — сказал дочери Сашка, — Нет. Я не вернусь.

— Я сама не знаю, почему я кричу. Ничего не могу с собой поделать. Это, наверное, как ты не поймешь: почему ты бухаешь.

— Но я протрезвею и стану опять нормальным. А ты? Ты же не можешь не злиться?

— Это, Санек, моя натура. Такой меня создал Бог. И с этим нельзя и не надо бороться! Это значит идти против воли Бога, ты сам так сказал!

— Ты стала говорить о Боге. Это уже хорошо. Гневливость — это смертный грех, как Зависть и Праздность. В то время как пианство — это душевная болезнь. Среди семи смертных грехов нет пьянства. Но есть гнев и зависть!

Грех надо изживать. А пьяниц жалеть. Спасибо (это он сказал официанту, протянувшему ему бокал с коньяком). Ну, давай, что ли за доченьку нашу выпьем?

— Папа! А ты когда прилетишь снова за мной?

Сашка выпил, крякнул и, протянув руку сквозь решетку, взял камамбер в кляре.

— Не вернусь я на эту Планету! Она гибнет!

— Что ты плетешь ребенку? — простонала протяжно Ольга, — Что ты плетешь!

— Налей-ка на посошок! — сказал Сашка. Взяв бокал, он встал в драматическую позу: отставив одну ногу назад, протянул руку к дочери и продекламировал с чувством:

Я улетаю в далекий путь, Ты, дорогая, меня не позабудь, Я на Землю не вернуся! Вспоминай меня, Маруся!

После чего залпом выпил до дна и шарахнул бокал об землю. Бокал не разбился. Девочка рассмеялась, завизжала на манер фанаток Киркорова и разразилась аплодисментами, переходящими в овации. Она оглядывалась на маму и недоумевала, почему та стоит нахмурившись, низко голову наклоня, и исподлобья смотрит на веселого папку.

— Паяц! Ох, паяц! — проскрипела Ольга сквозь зубы, — Ты смешон и жалок! Ты прожил жизнь свою паяцем. У тебя нет семьи, нет дома, нет денег, нет любого человека, который бы ждал тебя из твоих странствий! Ты ничего не создал! Тебе не жалко своей пустой жизни?

— У меня есть человечек, который будет ждать меня из дальних странствий. Вот он стоит! Иди я тебя поцелую, малышка!

Девочка прижалась к прутьям решетки и Сашка, встал на колени перед ней, и прикоснулся губами к ее горячей щечке.

— Ыт ясшенрев? — шепотом спросила девочка.

— Сунрев! — шепотом ответил отец.

— Не смей! Не смей, я сказала! Что ты делаешь? Я тебя просила! — закричала Ольга, — Не делай этого! Ты сделал из нее дурочку. Она не играет с нормальными детьми!

— Вот ты опять кричишь. Ты уверена, что именно ты нормальная и они — нормальные? — спокойно спросил Сашка, поднимаясь с колен.

— Уходи отсюда! Быстро! Или я спущу собак! Собаки! Ко мне! Тони! Вовчик! Барак! Ко мне!

— Я ухожу, — сказал Сашка, шмыгнув носом, с тоской посмотрев на бутылку коньяка на подносе официанта и показав девочке своими сучковатыми пальцами кольцо, повернулся и, прихрамывая, торопливо зашагал к лесу.

— Апап! Адгок? — крикнула ему вслед девочка.

— Зереч дог! — услышала она крик отца уже из лесу.

10.

Кусты затрещали раздираемые каким-то крупным существом.

— Поехали быстро! — крикнул появившийся из кущи Сашка, — Быстро!

— Слушаюсь, барин! — Жорка вскочил с капота, услужливо раскрыл перед Сашкой двери «Дефендера». Серега завел мотор. Сашка сел на краешек сидения, споро скинул свои вонючие штаны и бросил их в кусты. Пиджак, в котором выступал Ленин, Троцкий и Чехов, словно раненная птица, полетел вслед штанам.

— Трогай! — скомандовал Сашка, выбривая электробритвой щеки. «Дефендер», мягко переваливаясь из стороны в сторону на кочках, понесся по лесной дороге. На заднем сидении Сашка переоделся в шикарный костюм от Бриони, висящий на вешалке, и, глядя в зеркало, стал влажной салфеткой вытирать грязь с лица своего.

— Куда сейчас, ваше преосвященство? — спросил Серега.

— Ваше превосходительство! — поправил его Сашка, — Домой!

12.