Мешок историй

Рыбинспектор встал, ухи похлебал, рыбки поел, чайку попил и составил на всех троих рыбаков акт за нарушение правил рыболовства. Всем – по 25 рублей штрафа – в советские времена большие деньги.

– Иначе, – сказал, – ребятки, я не могу, ведь я при исполнении служебных обязанностей нахожусь…

…Давно ушел из жизни тот инспектор. Царствие ему небесное!

Хороший был человек.

Как наших мужиков заарестовали

А некогда был у нас участковый милиционер. И вот как-то загулял он с двумя рыбаками, любителями-браконьерами, на лоне природы на реке Кулой.

Так вот, пили, значит, пили, и первым свалился этот самый милиционер. А рыбаки, любители-браконьеры, продолжали пить. Пили, пили да и разодрались. Дрались, дрались, да и тоже уснули.

Был летний солнечный денечек. Спали, спали они, да и проснулись. И у всех троих головы болят. Послали они одного в деревню Сояна, благо она была недалеко, за водкой. Опохмеляться стали. За опохмельем рыбаки и рассказали милиционеру, что, когда он спал, они подрались…

А на следующий день, приехав в Долгощелье, участковый милиционер составил протокол на двух своих собутыльников. И полагался по тому протоколу арест за мелкое хулиганство, за драку то есть, когда он спал.

Делать нечего, пришлось мужичкам ехать в город Мезень, отбывать наказание за плохое поведение свое.

Но сами знаете, в советское время не так-то просто было человека заарестовать. Для этого требовалось еще решение судьи.

А в то время судьей у нас был Сосков. За мелкое хулиганство он так судил: потрясет в кармане монеты и вытащит на свет Божий одну из них. Если попадет монета в 15 копеек, то давал пятнадцать суток, если 10 копеек – то десять суток давал, а если в руку ему попадет 3 копейки, то, стало быть, твое наказание будет обозначено тремя сутками.

На этот раз судья тряс, тряс мелочь в кармане и вытащил… 2 копейки. Подумал, подумал и сказал:

– На двое суток и сажать-то не стоит. Повезло вам нынче, поезжайте домой.

Тоже хороший был человек, судья этот. Мы завсегда его добрым словом вспоминаем.

Иван Иванович Медведев, Мезень, Долгощелье

На овес шагал медведь – щука вышла посмотреть

Мне медведь не господин, я справляюсь с ним один

На медведя я хожу один. Никто не мешает, отвечаешь только за себя. И маху дашь, так не оконфузишься…

…Этой осенью двинулся я на самый север нашей Ярославской губернии – туда, где косолапых водится немало. Подхожу к овсяному полю, которое длиннющим клином вдавалось в лес. Дремучий такой лес, урманистый, как у нас говорят. Бреду его опушкой и вскоре же нахожу тропу, по которой медведи выходят пожировать на овсяное поле. На нем они блаженствуют. Наевшись, полеживают, от удовольствия покатываются.

Углубился я по медвежьей тропе в лес и вижу: речка течет тихая, смурная, с глубокими бочагами[11], сплошь заросшими кувшинками. А следы-то медвежьи в ее берег как раз и упираются.

Обрадовался я значительно: для засидки лучше, чем это, места не придумаешь! Тем паче что метрах в двадцати от медвежьей тропы береза растет могучая, в полтора обхвата. У ее подножия я и спрятался. Ружье зарядил пулями, затвор снял с предохранителя.

Страшнее щуки зверя нет

Солнышко между тем склонилось к закату, на дремоту меня потянуло. Не беда, думаю, если даже и засну. Все равно услышу, как медведь станет через речку перебираться.

Вдруг как плеснет в бочаге! Ага, идет, голубчик! Ну, е-мое! Но что за чудо такое – не «идет», а ползет, словно крокодил?!

Вот уж и к их овсу подобрался, жадно чавкает. Надо тут заметить, что овес-то тогда у нас хорош был.

Прицелился – и глазам своим не поверил: по овсу лезла не зверюга, а… рыбина. Здоровенная, длиной метра два, а толщиной с молочную флягу. Щука, значит.

Я малость в себя пришел и с ружьем наперевес приближаюсь к ней, а она как бросится… нет, не в бочаг, на меня! Злющая, щелкает челюстями похлеще волка. А я один-одинешенек, даже без собаки. Оторопь меня взяла…

Но что же делать? Не стрелять же в рыбину пулями, а и отпустить такую добычу жалко. Щучьи повадки, однако, я знаю.

Скинул сапоги-бродни, намотал на руку портянки, размахнулся и… Стукнул щуку так, что у нее из головы, как мне показалось, искры посыпались.

Не тут-то было – не угомонилась! Вцепилась в портянку мертвой хваткой и нещадно бьет меня хвостом. Все же я ее, окаянную, осилил, без воды она таки долго не продержалась, ослабела в конце концов. Для перестраховки огрел ее по башке батогом.

Раз на раз у охотников не приходится

Тут уж, конечно, мне стало не до медведей. Развел костерок, напился чаю и уснул мертвым сном. Под утро, правда, мне приснилось, будто бы я скачу верхом на той щуке к речному плесу, а у нее вместо плавников мохнатые медвежьи лапы. Ну, не ё ли моё!