Мешок историй

А мужик-то голый, скользкий. Как налим… С великим трудом веревочную петлю ему на запястья набросили.

– Тяните! – кричат.

Мы – рады стараться. Все за веревку ухватились и волокем.

А как только стало можно ухватить его за руки и волосы – вытащили на свет Божий, ничего, что в нем весу килограммов восемьдесят было. На одеяло его скорее да в избу.

Водкой стали растирать, медичка прибежала, укол сделала успокоительный. Только на ту пору теща его вышла из-за занавески – он снова в крик:

– Вот она, главная ведьма, которая домой через печную трубу попадает. А жена моя – ведьмина дочь!

Когда укол да водочное тепло начали действовать и мужик задремал, теща-«ведьма» рассказала о событиях той ночи.

Зять с ее дочерью приехали в конце лета погостить да картошку помочь выкопать. Зять ходил матросом в траловом флоте. Теща в нем души не чаяла.

А на повети оставалась еще с весны бутыль с бражкой, от бабкиных похорон. Теща эту бражку (по деревенской привычке все прихранивать) не вылила в срок, а подживляла то сахарком, то дрожжами. Что там за гремучая смесь за полгода получилась – можно только предполагать, но, судя по зятю, больно забористая. А он поветь эту выбрал для ночлега и бутыль с бражкой раскопал. Ну и прикладывался к ней потихоньку.

В тот вечер уже спать укладывались, как зять взбунтовался, обозвал тещу «ведьмой», жену – «ведьминой дочерью», выгнал их из дому, а заскучав в одиночестве, пошел по соседям в одних трусах, и в осенней ночи он производил зрелище жутковатое.

У одной соседки в избе, увидев в переднем углу образа, хлопнулся на колени и начал истово молиться. Затем, взяв с божницы икону, направился к дверям. Только старушка, до того трясущаяся на печи от страха, вмиг соскочила и встала у него на дороге:

– Не отдам! Этой иконой еще матушка меня благословляла, когда замуж выдавала!

Согласился мужик. Образ на место поставил, зато взял крест, который рядом стоял. С этим крестом он и отправился в самую полночь дальше гулять. Увидев в одной избе свет в окне, а за стеклом сбежавших из своего дома жену и тещу, хлопнул по стеклу крестом:

– Сгинь, нечистая сила!

Можно только представить ужас женщин, когда в разбитое стекло просунулась голая волосатая рука с крестом…

В это самое время из клуба возвращались студенты, которые жили в дальней деревне. Они картошку приехали копать и ночевали там в выделенной им избе. Шли весело, с шутками и смехом.

Жена с тещей бросились к ним:

– Помогите мужика утихомирить.

Парни перед девчатами решили удаль показать – согласились. Только когда в свете фонариков увидели бегущего мужика с крестом, да еще и голого, – все мужество сменилось ужасом, и, теряя кепки, фонарики и косынки, они бросились с визгом врассыпную.

А мужик тот, покуражившись вдоволь, снова заскучал. Попробовал дома подремать – не получилось. Избавившись от жалких остатков своей одежды, около трех часов ночи вышел во двор, забрался на сруб колодца, свесил ноги вовнутрь и солдатиком сиганул вниз.

В деревне потом долго смеялись, что в их колодце сейчас самая святая вода: всю ночь тот мужик там голышом сидел, и серебряный крест на дне лежит…

Крест-то тот у Сашки из кармана вывалился, когда они мужика вязали, и утонул…

А через пару дней морячок тот вместе с женой – «ведьминой дочерью» – как ни в чем не бывало, к нам в деревню заявился с двумя бутылками водки. Ни чиха, ни кашля, ни радикулита после пятичасового сидения в ледяной воде у него замечено не было. И про Бога он молчал.

– Спасибо, ребята, что от смерти спасли. До сих пор не пойму, что со мной случилось. И почему к Богу меня потянуло… Моряки на корабле известно как Бога поминают, а тут вдруг я молиться стал… Завтра уезжаем обратно в город, пока отпуск не кончился – надо психиатру показаться…

Колодец тот потом вычистили, воду ведрами вычерпали, и крест достали. Только года два назад украл его из опустевшего дома приезжий алкаш и обменял на бутылку спирта.

Владимир Фокин, с. Верхняя Тойма, Архангельская область

Ловзанга – Мурмаши

Вот какую историю рассказал мне, заезжему человеку, за рюмкой водки Витька Тулупов – житель деревни Ловзанга Каргопольского района Архангельской области.

– Дело еще при Леньке Брежневе было. Я на скотном дворе кормачом работал. Што, не знашь таку специальность?! Ха-ха! Кормач – он коров кормит сеном да силосом. Доярка корове на сиськи аппарат надеват да снимат, а кормачу положено скотину кормить.

Вот и работали мы на силосной яме, я да Васька Михаленко, мы его Хохлом величали, а короче – Хохлей. Нас с ним Штепселем да Тарапунькой прозвали – помнишь таких актеров? – потому как я высокий, как Штепсель, а Хохля маленький, как Тарапунька.