Мешок с костями

— Да, конечно. — Я знал, что он хочет услышать от меня именно это, хотя придерживался иного мнения. Разозлил — да, но чтобы сильно — едва ли. Потому что своей цели она добилась. Роджетт позвонила, чтобы поговорить со мной. Сказать, что она обо мне думает. Напомнить, каково плыть с разбитой головой. Напугать меня. И ей это удалось.

— На какой вопрос вы не ответили? — полюбопытствовал Джон.

— Я не знаю, что она имела в виду, но я могу сказать, почему побледнел, услышав ее голос. Если вы будете держать язык за зубами и захотите послушать.

— Ехать нам еще восемнадцать миль. Выкладывайте.

Я рассказал ему о вечере пятницы. Разумеется, о видениях не упомянул, ограничился Майклом Нунэном, который решил на закате дня прогуляться по Улице. Стоял у березы, склонившейся над озером, наблюдал, как солнце закатывается за горы, и тут появились они. Начиная с того момента, когда Дивоур двинул на меня инвалидное кресло, и заканчивая той минутой, когда я ступил на твердую землю, я придерживался истины, практически ничего не прибавив и не убавив.

И когда я закончил рассказ, Джон продолжал молчать. Так что нетрудно представить себе, какое впечатление произвело на него случившееся. Обычно он болтал без умолку.

— Так что? — спросил я. — Комментарии? Вопросы?

— Поднимите волосы, чтобы я мог посмотреть, что у вас за ухом.

Я подчинился, и его глазам открылся большой кусок пластыря и синяк. Джон наклонился ко мне, чтобы получше рассмотреть боевую рану.

— Священное дерьмо! — вырвалось у него. Теперь прошла моя очередь помолчать.

— Эти старикашки едва вас не утопили.

Я продолжал молчать.

— Они пытались утопить вас за то, что вы помогли Мэтти.

Что я мог на это сказать?

— И вы никуда не заявили?

— Хотел, — признался я, — но потом сообразил, что выставлю себя в дурном свете. Широкая общественность сочтет меня плаксой и нытиком. И уж конечно, лгуном.

— А что может знать Осгуд?

— Насчет того, что они едва не утопили меня? Ничего. Он — посыльный, ничего больше.

Вновь Джон надолго замолчал. Потом протянул руку и прикоснулся к шишке на моей голове.

— Ой!

— Извините. — Пауза. — Господи. А потом он вернулся в «Уэррингтон» и покончил с собой. Майкл, мне не следовало привозить сюда эту кассету.

— Ничего страшного. Только не вздумайте рассказывать об этом Мэтти. Я специально начесываю волосы на ухо, чтобы она не увидела пластырь.

— Вы когда-нибудь ей расскажете?

— Возможно. Только после его смерти должно пройти достаточно много времени, чтобы мы могли смеяться, слушая о моем заплыве с полной выкладкой.

— То есть не скоро.

— Похоже на то.

Пару миль мы проехали молча. Я чувствовал, что Джон ищет способ возродить атмосферу веселья, и полностью одобрял его намерения. Наконец он наклонился вперед, нашел на радио что-то очень громкое в исполнении «Ганз-энд-роузиз»[129].

— Будем веселиться до упаду. Так?

Я улыбнулся. Мне это далось нелегко, потому что в ушах все еще стоял голос старухи.

— Если вы настаиваете.

— Да. Безусловно.

— Для адвоката ты хороший парень, Джон.

— И ты ничего, для писателя.

На этот раз улыбка на моем лице выглядела более естественно и задержалась надолго. Мы миновали границу Тэ-Эр-90, и в этот самый момент солнце разорвало дымку и залило все ярким светом. Я уж решил, что это знак перемен к лучшему, но потом посмотрел на запад. Там, над Белыми горами, собирались с силами черные облака.

Глава 25

Я думаю, для мужчин любовь — это вожделение и восторг, смешанные в равных долях. Восторг часть женщин понимает. Насчет вожделения… им кажется, что понимают. Очень немногие, где-то одна из двадцати, в какой-то мере представляют себе, что есть мужское вожделение, и как глубоко укоренилось оно в сознании мужчины. Какое влияние оказывает оно на их сон и состояние души. И я говорю не о вожделении, точнее, похоти сатиров, насильников или растлителей малолетних. Я веду речь о вожделении продавцов обувных магазинов и директоров средних школ. Не упоминая писателей и адвокатов. К трейлеру Мэтти мы подъехали без десяти одиннадцать, и когда я остановил мой «шеви» рядом с ее стареньким джипом, дверь трейлера распахнулась, и Мэтти вышла на верхнюю ступеньку. У меня перехватило дыхание, и я почувствовал, что точно так же перехватило дыхание и у сидящего рядом Джона.

Такой красавицы, что стояла сейчас в дверном проеме ржавого трейлера, видеть мне еще не доводилось. Розовые шорты, розовый топик, не доходящий до талии. Шорты не слишком короткие, чтобы выглядеть дешевкой (одно из любимых словечек моей матери), но аккурат такие, чтобы вызывать фривольные мысли. Топик с тоненькими бретельками, завязанными узлами на плечах, также позволял мечтать о многом. Волосы Мэтти свободно падали на плечи. Она улыбалась и махала нам рукой. Я подумал: «Ей это удалось — пригласи ее в обеденный зал загородного клуба в таком наряде, и все будут глазеть только на нее».

— О Боже, — выдохнул Джон. В голосе его слышалась неприкрытая страсть. — Все это и еще пакетик чипсов.

— Да. Поставь глаза на место, а не то они совсем вылезут из орбит.