Месяц ковша

— Ты хоть понимаешь, столетняя твои голова, что ты делаешь? С тебя какой спрос, а Петру что будет, ты подумал? А нам всем позор какой? А совхозу?

Крики прекратились. Старик выглянул в амбразуру: к зятю подошел Ефим Макарович и что-то быстро зашептал на ухо. Затем сложил ладони рупором и прокричал:

— Мош Тома, все в порядке! Только что звонил Петр Константинович из Кишинева! Весь виноматериал первого цеха подлежит трехлетней выдержке! Так что выходите!

Поколебавшись, старик ответил:

— Не верю я вам! Пусть Петрикэ приедет и сам мне скажет! А до того момента никого сюда не пущу1 Вот так!

— Спятил наш долгожитель, — неестественно веселым голосом констатировал зять и пошел прочь.

За ним, озадаченно почесывая линялый берет, поплелся Ефим Макарович.

…Старик дремал в засаде, когда снизу послышалось:

— Доброе утро, дедушка!

Он очнулся, потянулся к двустволке — ее не было…

В цехе уже сновали рабочие, а у подножья лестницы стоял улыбающийся Тома-младший.

— Война давно кончилась, а ты все эшелоны под откос пускаешь? Спускайся, завтрак готов! Из твоей дроби отличная каша получилась!

— А где Петрикэ?

— Въезжает в освобожденный город на белом коне!

Старик выглянул в амбразуру: к цеху приближалась белая директорская «Волга»…

Дед и внук — Тома Виеру и Петр Гангур — шли по территории винзавода и о чем-то оживленно беседовали. Их лица светились такой радостью, что казалось, они действительно идут по только что освобожденной территории…

Константин Григорьевич проводил занятия с членами школьной виноградарной бригады.

— А теперь, дети, кто скажет, где образуются молодые корни у лозы, выращенной из черенков? Лилиана!

Девочка выпалила:

— На узлах и между узлами в периферийных клетках.

— Чего? Периферийных клетках чего?

Молчит Лилиана, вспоминает. Сидящий рядом с ней Максимаш, внук Константина Григорьевича, шепчет:

— Луча…

— Луча, — говорит девочка.

— Какого луча?

Опять заминка.

— Кто поможет?

Максимаш, как всегда, тянет руку.

— Ну скажи, Максимаш.

— Молодые корни образуются на узлах и между узлами в периферийных клетках первичного сердцевинного луча. Показать?

— Да, конечно.

— Выскочка! — шипит Лилиана.

Максимаш протягивает ей указку:

— Пожалуйста, сама покажи.

Девочка подошла к висящей на стене схеме, ткнула указкой.

— Спасибо, Лилиана, садись. А теперь, дети, давайте подумаем, почему так важно уметь определить глубину залегания основной массы питательных корней?

Максимаш, понимая, что его уже не спросят, подсказывает впереди сидящему мальчику:

— Чтобы знать, как лучше обрабатывать почву, удобрять, орошать, защищать корни от зимних заморозков.

Мальчик тянет руку, но тут раздается тоненький голосок Лилианы:

— Константин Григорьевич, а Максимаш опять подсказывает!

— Максимаш, пересядь на заднюю парту.

— Ябеда, — проходя мимо Лилианы, шепчет Максимаш.

Девочка тут же взывает к мщению:

— Константин Григорьевич, а он обзывается!

— Выйди, Максимаш, — вздохнув, решается на крайнюю меру дедушка. — А чтоб тебе не было скучно, протри лестницу. Тряпку возьмешь у тети Марии, скажешь, я приказал.

Уборщица наблюдала, как Максимаш орудует шваброй.

— Опять набузил? Частенько тебя выгонять стали. Учиться надоело, что ли?

— Топтаться на одном месте надоело, тетя Мария, — признался мальчуган. — Я уже практический курс виноградарства с основами ампелографии проштудировал, а они все корешками занимаются: откуда они растут, зачем растут? Детский сад!

Тетя Мария усмехнулась:

— Ты-то сам давно из-под стола вышел?

Максимаш разогнул спину, вытер лоб.

— Разве дело в возрасте, тетя Мария? Вот вы, например, скажите, что такое эпидермис? А интеркутис? А паренхима? Перицикл? Не знаете? А как размещаются сосуды первичной ксилемы и участки флоэмы? Не знаете. И они, — ткнул он шваброй в стену, — тоже не знают. А я знаю и скрывать свои знания не могу. Вот за это и страдаю…

Константин Григорьевич приехал навестить Виталия, который находился в трудовом профилактическом лагере. Они сидели в небольшой скупо обставленной комнате. Зять был одет в рабочую спецовку. Он похудел, но выглядел неплохо и был явно рад приезду тестя.

— Агафья все еще серчает на меня? — уминая плацынду, спросил он.

— Нс на тебя, на Петра, — улыбнулся тесть, — что оставил семью без кормильца!

— Ну и дуреха, так и передай. Не кормильцем я был, а пропойцей. Ничего, батя, все наладится. Я себя со стороны увидел, вот в чем штука… Такое увидеть, мозги сразу на место станут. На кой черт мы вино делаем, батя? Сколько людей себя им губит, а мы его все больше, а мы его все лучше! Зачем, батя?

Не ожидал такого разговора тесть, смутился:

— Молдаване, Виталий, пьют вино испокон веку и, как видишь, не только выжили, но и зажили по-человечески. И потом, виноград — это перво-наперво плод, витамины, необходимые и детям, и взрослым.

— Нет, батя, не убедил ты меня. Выйду отсюда, подамся с винзавода, чтоб глаза мои его больше не видели…

— Ну, дело хозяйское.

Они поднялись — время свидания подошло к концу.