Месяц в демократической Германии

На вторую записку ответили все приглашенные, и ответ у всех был один: «Сами!»

Снова музыка, снова танцы, и на столы полетела третья записка:

«Напишите, кого вы предлагаете в орггруппу по открытию деревенского молодежного кафе?»

Выбрали четырех своих деревенских — трех парней и одну девушку. Сейчас в этой деревне есть свое молодежное кафе! Там танцуют, слушают музыку, а недавно его посетители сложились и на свои деньги пригласили из Франкфурта капеллу. И она им дала концерт в деревенском кафе! Порядок в кафе поддерживают сами ребята. Пьянство пошло на убыль, а хулиганские поступки и вовсе стали редкостью. В общем, начало положено, теперь дело пойдет.

…Выходим из ресторана на улицу Ленина. Небо заволокло тучами, дождь усилился, на мокрых каменных плитах мостовой пузырятся под ветром неглубокие лужи. И здесь Гарри Гофман рассказал нам еще одну историю, которая достойно завершила день, проведенный в новом немецком городе.

— Обратите внимание на эту мостовую! — сказал Гарри. — Это не совсем обычная мостовая и не совсем обычный гранит. Этот камень добывали политические заключенные в каменоломнях фашистских концлагерей, в их числе и мой дед, рабочий и коммунист. Гитлер хотел из этого гранита воздвигнуть в Берлине памятник в честь мировой победы своего райха. А гранит, как входите, пошел на мостовую улицы Ленина в социалистическом городе Эйзенхюттенштадте!..

Мы шли по гранитной, хлюпающей под ногами несостоявшейся мечте бесноватого диктатора, а навстречу нам и рядом, обгоняя нас, шагал и ехал на автобусах, собственных автомобилях, на мотоциклах и велосипедах рабочий люд Эйзенхюттенштадта. Трудовой день кончился, и смена торопилась по домам.

6. Улыбка Дрездена

Саксонская Швейцария встретила нас светлыми — бирюза с золотом — красками пригожей поздней осени, солнечным теплом и льдистой свежестью естественных горных сквозняков.

Мы пообедали в ресторане, закинутом на вершину самой высокой горы в окрестностях Дрездена, побродили по дорожкам, проложенным в скалах с чисто немецкой аккуратной добротностью, полюбовались пейзажем, который тут был красив настолько, что до олеографии оставалось каких-нибудь полшага. Но природа, этот умнейший и тактичнейший художник, как раз и не сделала эти полшага — она бросила вниз, на камни, пенящуюся, широкую, стремительную Эльбу, и беспокойная река как бы взорвала изнутри буколическую прелесть ландшафта. Я смотрел на реку с высоты и мысленно повторял любимые с детства строки — они возникли в памяти автоматически, сразу, как только я увидел внизу Эльбу:

Но спят усачи-гренадеры
В долине, где Эльба шумит…

А кругом стояли скалы, испещренные автографами изобретательных скалолазов, и невольно вспомнились другие стихи, теперь уже Маяковского, о том, что некий Лебензон расписался «превыше орлиных зон». Здесь же, на скалах Саксонской Швейцарии, расписывались Лебензоны всех времен и народов. Немцы, австрийцы, итальянцы, шведы, французы ставили свои подписи на отвесных кручах. Мое патриотическое чувство было, однако, удовлетворено, когда я увидел русское имя, заброшенное выше всех. К тому же имя это было — Леня!

«Ай да Леня!» — подумал я и решил про себя, что, наверное, не глупое тщеславие заставило моего неведомого тезку карабкаться с риском сломать себе шею по скалистой стене, а иное — благородное, спортивное — чувство.

В Саксонскую Швейцарию и в Дрезден мы приехали из Берлина с супругами Нелькенами. У Петера Нелькена, редактора «Ойленшпигеля», в Дрездене было дело. Дрезденский театр-кабаре «У Геркулеса» показывал новое сатирическое обозрение, и «Ойленшпигель», как шеф эстрадной сатиры во всех ее видах и формах, не мог не откликнуться на сатирическую премьеру на своих страницах.

Нелькены — это, наверное, одна из самых счастливых и самых нежных супружеских пар на свете. В ГДР, во всяком случае. А внешне это удивительно разные люди.

Петер, бледный блондин с полными губами, с тронутыми ранней сединой висками, похож на располневшего добродушного немецкого мальчика.

Агнесса Нелькен — или просто Аги — знойная брюнетка итальянско-венгерского типа, вылитая Анна Маньяни, знаменитая итальянская комическая киноактриса. И юмор у Аги такой же — едкий, острый, «с перчиком».

Дочь венгерского политического эмигранта, большевика-ленинца, друга и сподвижника Бела Куна и Варги, она училась в школе в Берлине и состояла в одном пионерском отряде с Петером, своим будущим мужем.

— Мы с ним целовались, когда нам было еще по десять лет! — говорит Аги, оставаясь невозмутимо серьезной.

После того, как к власти пришел фашизм, Аги с родителями уехала в Советский Союз. Свое образование она завершила уже в Москве.

В 1937 году ее отец по клеветническому доносу был арестован. Попытки влиятельных друзей спасти его (о нем говорили с самим Сталиным) оказались тщетными, и он погиб в магаданских лагерях в самом начале войны.

С большим трудом Аги — тогда почти девочка — с помощью тех же друзей добилась того, что стала разведчицей в тылу врага.